Ларисса Йон - Хокин [ЛП]

Следующие несколько минут она приводила себя в порядок и к моменту, когда оделась в тёмно-синие леггинсы, кремовую тунику с поясом и балетки, которые взяла с собой, снова чувствовала себя на сто процентов.

Ну, по крайней мере, на девяносто девять. И всё ещё считала кофе неудачной идеей.

Она нашла Хокина в общей столовой за одним из столов, стоящих у стены. Несколько Мемитимов окружили Хокина и задавали много вопросов, в основном об Азаготе и Шеул-Гра, судя по тому, как часто повторялись эти слова.

У Авроры болезненно сжалось сердце. Ей было печально за него, и она поклялась как можно скорее позвонить родителям и сказать, что любит их. Она и вообразить не могла, что не знает отца, который терпеливо учил её математике и рыбалке, или либеральную в объятиях и шутках мать. Но и представить, что в роли родителя у неё Мрачный Жнец тоже сложно.

Хотя, стоит отдать Хокину должное. Несмотря на всю злость на Азагота, он не порочил его перед братьями и сёстрами. Во всяком случае, сглаживал свои проблемы с отцом и подбадривал остальных решать проблемы самим.

Теперь она восхищалась им ещё больше.

Подойдя к столам, она посмотрела на подносы с фруктами и пирожные, стоящие в центре. А больше её манил аппетитный аромат яиц, сыра и ветчины, исходящий от двух дымящихся тарелок, стоящих на подогревателе. Хотя от вида кофейника, у неё свело желудок. Венди, бариста в «Горячих грошах» — кофейня чуть дальше по улице от дома Авроры — была бы шокирована. Аврора не могла пройти мимо, не купив их тройной карамельный капучино.

Хокин повернулся к ней и растянул губы в тайной улыбке. То, что он вытворял этими губами… Боже, он может бесконечно это вытворять.

— Аврора, привет, я припас тебе… — Он замолчал, открыл рот и побледнел.

— Вот дерьмо! — Рыжеволосый Мемитим, которому было не больше двадцати лет, уставился на неё. Веснушки резко выделялись на фоне кожи цвета слоновой кости. — Она… Она…

— Что? — Аврора осмотрела себя, ища доказательства, что у неё выросла лишняя конечность, или рог, или тело покрылось сыпью, но не увидела ничего необычного. А все смотрели на неё так, будто у неё выросла лишняя конечность, рог или тело покрылось сыпью. — Что я?

Затем она заметила это. На кончиках ногтей. Они становились серебряными, будто Аврора нанесла блестящий лак на них. Она задохнулась от удушающей паники. Это плохо. И… невозможно.

— Хокин. — Дрю, который вчера был с ней дружелюбен и любезен, сейчас смотрел с обвинением. — Чувак, тебе нужно унести её отсюда. Живо.

Сумятица подавила панику.

— Почему? Что происходит?

Хокин вскочил из-за стола, взял её за руку и практически потащил вверх по лестнице.

— Нужно собрать вещи и унести тебя отсюда.

— Хокин! — Она выдернула руку из его и резко остановилась на пороге комнаты, в которой они ночевали. — Я никуда не пойду, пока ты не объяснишь, почему мы должны уйти.

— Потому что праймори здесь не место, — ответил он с тревожными тенями в глазах. — А ты праймори.

— Что?

Он ворвался в комнату и, натянуто и резко, стал собирать вещи.

— Сумасшествие. — За окном начиналась буря, и казалось, что такая же назревает и внутри. — Что-то случилось сегодня ночью, почему ты стала праймори.

Вспомнив утреннее недомогание, Аврора посмотрела на ногти.

— Я… думаю, я знаю, в чём дело, — ответила она. Вновь накатила тошнота, но Аврора точно знала, что это из-за нервов.

Хокин повернулся, всё тело было, как натянутая струна, а на лице читалось озабоченность.

— И что же?

Положив руку на живот, чтобы успокоить порхающих внутри бабочек, она подняла другую, показывая серебряные ногти — верный знак её народа.

— Я не понимаю. — Он уставился на её руку. — Думаешь это из-за того, что ты ногти накрасила?

— Я их не красила. Это очень сложно произнести, — сказала она, а её голос дрожал, как дерево за окном, которое трепал ветер, — но…

— Но что?

Она мешкала и переминалась с ноги на ногу. А потом выпалила слова, которые, как думала, не скажет ещё долго.

— Я беременна.

«Я беременна».

Беременна, мать её

Хокин попятился и ударился икрами об кровать, в которой они с Авророй занимались сексом. Он никак не мог ей ребёнка заделать. Мемитимы стерильны. Должно быть другое объяснение.

Она смотрела на него стеклянными глазами. Хокин понял, что она так же, как и он ошеломлена. Аврора так много пережила за последнее время, и добавить ещё… чёрт.

— Ты говорила, что давно не занималась сексом. — Она кивнула, и Хокин продолжил, стараясь говорить спокойно, а не испуганно. — Возможно ли, что у твоего вида беременность дольше? Я слышал, что некоторые демоницы держат сперму в своей утробе годами, а затем оплодотворяются. А другие…

— Нет, — резко прервала она его. — Всё происходит не так. Вейдьмы, в большинстве, похожи на людей. — Она посмотрела на руки. — За исключение ногтей, которые становятся серебряными.

— Уверена… — Он сглотнул, растягивая время, но это не помогло. — Уверена, что я отец ребёнка?

Она вытаращилась на него.

— Уверена, Хокин.

Ноги отказались удерживать вес, и Хокин опустился на матрас. Он никогда не задумывался о детях. Ведь впереди были сотни или даже тысячи лет до его вознесения. Лишь после этого он мог найти себе пару и оплодотворить её. А его случай не просто неожиданность… Он беспрецедентный.

А Хокин и без того в куче неприятностей. И это станет крышкой в гробу его бытия Мемитима. Его лишат сил и оставят жить в человеческом мире всю вечность.

Человеческий мир. Где Аврора. И его ребёнок.

Может… Возможно, всё не так уж плохо.

— Слушай, — сказала она, когда закончила собирать вещи. — Я многое узнала о Мемитимах от тебя, Сюзанны и Лиллианы, и остальные поняли, что для тебя это очень-очень плохо. Никто не должен знать, что ты отец…

Он даже не понял, как оказался перед Авророй, положив ей руки на плечи и смотря в глаза.

— Этого, — прорычал он, — не будет. Я рос без отца, и никогда не позволю своему ребёнку расти без меня. Мы разберёмся, Аврора. Всё может пройти тяжело, пока не устаканится, но мы справимся.

В её глазах заблестели слёзы, и, проклятье, он не сможет пережить, если она заплачет. Он медленно опустил голову и прижался к её губам, позволяя Авроре решить, чего она хотела. Желала ли ответить на поцелуй? Хотела ли самого Хокина?

У него быстрее забился пульс, пока он ждал, что поцелуй перестанет быть пассивным. Ему нужна её страсть, которую видел прошлой ночью. Страсть к жизни и всему прочему.

Ничего. Она стояла неподвижно, держа спину прямой, а пульс в вене на виске бешено бился.

«Пожалуйста, Аврора».

Он сильнее надавил на её рот, проведя языком по соединению губ, и, наконец, она ответила. Со стоном прижалась к нему, обняла и открылась для поцелуя.