Диана Билык - Шарм, или Последняя невеста

Даже если бы я захотел, не смог бы сказать сейчас и слова. Волнение сжимает меня, превращая в пружинку. Просто обнимаю Валерию, ничего другого не могу себе позволить, запоминаю тепло и вдыхаю ромашковый аромат, смешанный с цитрусовой нотой.

– Я не понимаю, – шепчет она и ищет губами мои губы. – Ты словно просишь остаться, но заставляешь уйти. Генри-и-и… – Мое имя утопает в поцелуе.

Я сбрендил, если решил, что так сниму проклятие.

Этот благотворительный прием, этот договор с Валентиной… Все это перевернуло мою привычную жизнь. Мрачную, но жизнь. А теперь что?

Припухшие губы не позволяют мне выбраться из сладкого плена. Изучаю податливый рот, проталкиваюсь глубоко, переплетаясь с мякотью ее языка, и слышу, как колотится неровный пульс под моими пальцами на ее тонкой шее. Мой сердечный ритм выходит из привычной скорости и лупит в грудь так, что я еле стою на ногах. Лера горячая, открытая. Мне теперь не забыть вкус этого морозного поцелуя. Я считаю каждый вздох, глотаю сладость ее губ и позволяю эмоциям войти в мою душу и пустить корни. Волосы заплетают мою руку, согревают, щекочут кожу. Я хочу эту девушку, как безумец.

Смогу ли вылечиться потом, когда она уйдет? Нужно ли продолжать? Или разорвать этот узел и прогнать ее?

Хочу вырвать папку из худых рук Валерии. Выдираю себя из ее объятий и тянусь, но девушка прищуривается и неожиданно отступает.

– Нет, Генри! – чеканит она и сводит брови. – Решил отказаться, не дав шанс?

– Ты не понимаешь, – рычу и снова тяну за талию к себе. Налетаю на ее приоткрытые губы, потому что хочу в последний раз утолить жажду. А она отталкивает, не впускает.

Так упорствует, что мне приходится отстраниться, а она взрывается:

– Как я могу понять, если ты ничего не говоришь?! Что здесь?! – показывает на папку и выставляет в защиту руку. – Говори!

– Договор на помолвку.

– Срок?

– Три месяца.

– Я изучу, а ты, – Лера опускает взгляд и сильно прикусывает нижнюю губу. – А ты дождешься моего ответа, Генри Север!

Киваю, но затем мотаю головой.

– Валерия, нет… Верни. Ты меня возненавидишь.

– Я сама решу, кого любить, а кого ненавидеть! Мне хватило мачехи с жестокими нравоучениями и подменой моих решений ее указаниями. Позволишь узнать тебя – так и будет, а нет – три месяца не так и много.

Стискиваю губы, я еще в силах промолчать и не сказать, как она метко и осознанно мыслит. Если бы Лера знала, как я хочу услышать «Я тебя люблю», как хочу позволить впустить в душу кого-то важного. Но это невозможно, пока не очищусь от прозорливой гадости. Ведьм на свете не бывает? Я тоже так думал. Думал, пока первая невеста не оказалась продажной, а когда я неосторожно проявил чувства, Вселенная наказала меня ее смертью. А вторая невеста – навсегда теперь напоминание о том, что я не смею распахивать душу, потому что это опасно для близких. Я не верю в совпадения, но знаю, что они есть. Дарья попала под машину, когда решила от меня уйти, но выжила, а после перестала кого-либо узнавать. Обе невесты не дотянули и до месяца помолвки.

=Валерия=

Генри больше ничего не говорит. Легко скользит по руке ладонью, будто запоминает прикосновения и, быстро спрятавшись в авто, хлопает дверью.

Я провожаю его взглядом, а под колени вонзаются невидимые спицы – так и хочется упасть прямо в снег, чтобы остыть и привести нервы в порядок. Стою на морозе и не чувствую холода, только жар, что растревожил мое тело витыми, путаными лианами страсти.

Понимаю, что этот мужчина не просто отпечатается в сердце: он замрет наскальной живописью под ребрами и навечно закроет от меня другие чувства. Согласна ли я на это? Что же это за брак по расчету по любви? Но до него еще бы дожить. Перекладываю папку в другую руку. Три месяца. Вот какой срок нужен Генри, чтобы разобраться, сможет ли он на мне жениться. А есть ли это время у моего отца?

В глазах Севера горел голод, я такой уже видела, и не раз. Вася тоже первый месяц с ума сходил, признавался в любви, под юбку лез, а я… Как я тогда не сдалась, сама не знаю, просто остановило что-то.

Но Генри все равно реагировал на меня иначе: от одного его взгляда у меня волосы на теле приподнимались и дыхание учащалось. Даже его небольшая особенность закрываться меня не пугала. Он – просто другой, не такой, как все.

Прохожу мимо соседских домов и прячу румяное лицо за сетью волос, кусаю припухшие губы.

Дядя Володя все равно замечает меня и машет из высокого окна. Друг семьи, но после болезни отца стал к нам приходить очень редко. Раньше приносил прекрасные букеты из конфет, которые мастерила его жена – тетя Зоя – и мне даже жалко было их есть. Но теперь мачеха никого на порог не пускает, все шипит, что папе нужен покой, а я знаю, как он страдает от недостатка внимания. А сейчас, когда он в больнице, все стало еще хуже.

Спешу по тропинке мимо каменных клумб. Я хочу только переодеться, взять деньги и телефон и уехать к папе. Молюсь, чтобы у меня получилось это сделать очень быстро.

Дом встречает тишиной. Надеясь, что все разъехались по своим делам, я, стараясь не шуметь, снимаю берет и перчатки. Но не успеваю даже сложить вещи на полку и расстегнуть куртку, как в спину прилетает мерзкий голос:

– Явилась. – Валентина, не скрывая отвращения, выходит из тени высокой пальмы, что растет в кадке в центре холла. Под четырехметровый потолок уходит ровный ряд мерцающих диодных лампочек. Новый год на носу.

Мачеха кривится и окидывает меня черным прищуренным взглядом: царапающим, будто коготь ястреба.

Я прячу папку за спиной и не знаю, что сказать. Сцепляю зубы и напяливаю на лицо безразличную маску.

– О, шлюшка вернулась, – в халатике ядовито-вишневого цвета, едва прикрывающем тощую попу, в гостиную выплывает Клава. Она что-то жует и грязными руками заводит черные патлы за ухо.

– Зачем ты так? – тихо говорю я и утыкаю взгляд в пол. Зря ляпнула. Плечи жмет от усталости и страха, а в голове полный кавардак.

Валентина делает несколько резких шагов ко мне, а я отступаю к стене и шарахаюсь немного в сторону, отчего щекой влетаю в наряженную елку.

– Только не говори, что мне за это барахло еще платить придется, – фыркает мачеха и снова колет взглядом, окидывая меня презрением с ног до головы.

Я делаю вид, что не заметила яда в ее голосе, отвечаю сдержанно и без тени злорадства:

– Не переживайте, я сама все оплачу.

– Если такая самостоятельная, зачем приперлась? Неужто жених после первой ночи выгнал? Надо было тебя под опытного мужика сначала подсунуть, чтобы не позорила семью.

– Мне нужно вещи взять, – терпеливо-осторожно говорю я и слежу за каждым ее движением. Она быстрая, как кобра. Я боюсь мачеху, но сейчас ниточка по имени «Генри» помогает мне не сдаваться.