Виктор Улин - Комната №11

Гульшат Г.

«Ибо сын позорит отца, дочь восстает против матери, невестка – против свекрови своей; враги человеку – домашние его.»

(Мих. 7:6)

На столе царил развал.

Пиво заканчивалось, градус дозревал.

О последнем говорила регулярно хлопающая кухонная дверь. Спальню кто-то оккупировал всерьез и надолго, кваканье музыки не заглушало непристойных звуков.

Я сидел, рассеянно ковырял остатки магазинного салата и думал, что за год тут ничего не изменилось.

Точнее, стало еще веселее.

Родители моего друга Андрея – классические « новые русские » – жили за городом в коттеджном поселке и никому не докучали. Сыну купили двухкомнатную квартиру, как предполагалось – для будущей семейной жизни.

Но будущая жизнь оставалась будущей, а в настоящей приятель устраивал здесь грандиозные тусовки.

По-старому они именовались « вечеринками », сейчас я не подобрал бы точного названия для подобного сборища.

Сюда приходили для того, чтобы выпить пива и поиметь девушку.

Причем практически любую.

В двадцать один год это составляло главный смысл бытия, хоть я ощущал некоторые угрызения совести из-за того, что опять сюда пришел.

Угрызаясь слишком долго, я прибыл поздно, всех девчонок разобрали, за столом нашлось единственное свободное место.

Свою соседку я никогда раньше не видел.

Эта девушка выбивалась из разряда привычных.

Круглое деревенское лицо выдавало обитательницу общежития.

Раньше к Андрею ходили только городские, иногородние тусовались сами по себе.

Видимо, за время моего отсутствия здесь обновился контингент.

Высокая, с небольшим бюстом, соседка имела красивые ноги, подчеркнутые короткой юбкой.

Но в целом она казалась скованной.

Вероятно, таковой и была, иначе не просидела бы тут до моего прихода.

Отметив это, я подумал, что все складывается как нельзя лучше: меня принесла нелегкая, но соседка бесконтактна и я уеду, ничего не совершив.

– Тебя как зовут? – спросил я, поймав на себе внимательный взгляд.

– Вера, – ответила она так, словно давно ждала вопроса. – А тебя?

– Даниил, – ответил я, рассматривая ее простенькую улыбку.

– Ты откуда? – спросила Вера. – Я тебя у нас в общаге не видела.

В голосе прозвучало легкое « о », но не имелось намека на татарский акцент, характерный многим русским в нашем областном центре.

Она, конечно, была деревенской, причем не из пригорода.

– Оттуда, – ответил я. – В смысле не из общаги. Я тебя тоже не видел нигде. Но сейчас увиделись. Это плохо?

– Не знаю. Наверно, хорошо.

Я скосился на ее оголенное бедро.

Телесные колготки выглядели дешево.

Кто-то прошел мимо стола, толкнул в плечо тугой грудью.

Это вряд ли служило намеком, просто здесь было мало места, а на мелочи не обращали внимания.

–…Данилец, лишний презер есть? Сто лет тебя не видел, кстати.

Я поднял голову.

Ко мне склонился Игорь – черноволосый недомерок, « косящий » под одного амеро-китайского актера.

–…Эльвирка так не дает, боится залететь, а я что-то лопухнулся.

– Лишнего нет, – ответил я. – Займи очередь и сбегай в « Полушку ».

Что-то пробормотав, Игорь двинулся дальше.

Эльвира – состоящая из одних ног – следовала за ним, возвышаясь на целую голову.

– Ты здесь часто бываешь? – поинтересовалась соседка. – Вижу, ты свой среди своих.

– Раньше бывал часто, – ответил я. – Но целый год не приходил. И, если честно, не уверен, что стоило. А ты тут в первый раз?

– В первый.

– Как ты сюда попала вообще?

– Долго объяснять, как-то попала.

– И уже о том жалеешь?

– А тут все со всеми трахаются, да? – спросила Вера, не отвечая на вопрос.

– Все со всеми и еще как. Но по-разному. Кто успевает захватить спальню, оттягивается всерьез. Остальные на кухне, занимают очередь, там все по пять минут, быстрый перепих, отряхнулись и пошли.

– Ясно, – непонятно проговорила она и поправила юбку.

– Слушай, Вера, – сказал я, ощущая толчок малодушного облегчения. – Может, уйдем отсюда? Поедем куда-нибудь, просто погуляем по городу, сейчас как раз яблони цветут и все такое прочее.

– Надоели мне яблони. И раз уж я сюда пришла, то…

Соседка поправила юбку еще раз.

Причем так выразительно, что ни один нормальный парень на моем месте не стал бы сидеть, как пень.

А я был нормальным.

Подумав еще секунду, я опустил ладонь на ее бедро.

Колготки на ощупь оказались еще более дешевыми, чем на вид, но нога порадовала крепостью.

Вера улыбнулась.

– Ну что, пойдем тогда, что ли? – почти обреченно спросил я, пощупав ее повыше.

– Пойдем, – просто ответила она. – Чего тут тянуть кота за хвост.

– Спальня давно занята?

– Перед самым твоим приходом туда зашли.

– Кто? – машинально спросил я, хотя это не имело значения.

– Не знаю, – Вера пожала плечами. – Я же говорю, тут первый раз, вообще никого не знаю. Она большая, белая, как булка, и без лифчика, он обычный.

– Ирина Сведенцова, – догадался я. – Привычек не изменила. Это надолго. Нам с тобой придется идти на кухню.

– На кухню так на кухню, у меня и времени нет вообще-то.

Я встал.

Мои пальцы пахли нагревшимся влажным капроном.

Под закрытой кухонной дверью никто не стоял, мы появились тут вовремя.

–…Вы последние?

В коридорчике стояла Таня – староста параллельной группы.

Года два назад мне однажды удалось занять с нею спальню.

Особого удовольствия я не получил, эта девушка думала только о себе.

Сейчас с ней был незнакомый парень с лицом тупым и пустым, как у боксера.

– Вроде бы да, – ответил я.

– Тогда мы будем за вами, скажи, если кто придет, пока покурим на балконе.

– Хорошо, – пообещал я и повернулся к Вере.

Стоя она оказалась существенно ниже меня и смотрела снизу.

Но очень спокойно и как-то понимающе.

– Слушай… – заговорил я, опять подумав, что еще можно сделать шаг назад.

Дверь распахнулась, из кухни вывалился мой одногруппник Артем, на ходу застегивая штаны.

Следом показалась Настя, с которой на курсе не имел интимного дела только маменькин сынок Рома Фокин.

– Свободно, – сообщила она, взглянув на меня. – Удачи тебе, Данилыч.

– И тебе того же, – ответил я и подтолкнул Веру вперед.

Все решили за меня.

Просторная Андреева кухня казалась тесной из-за осязаемо плотной смеси запахов пота и всего, что сопутствует процессу. Майский воздух, ползущий в отдраенную створку, лишь подчеркивал свершающееся буйство плоти.

Притворив дверь, я задвинул ее табуретом.

Жесткое кресло, втиснутое между столом и столешницей, было застелено несколькими слоями покрывал.