Марья Коваленко - Мистер Генофонд

Где Крамер, хоть старший, хоть младший, а где моя бабуля? Учительница музыки, скрипачка, божий одуванчик! Самый близкий мне человек на свете.

Даже спрашивать, на какой кривой козе этот гад к моей Ядвиге Яновне подъехал, неудобно было. Я минут пять слова подбирала. Чтобы поинтеллигентнее, без мата, который так и рвался с губ.

В общем, пока думала, она сама все и рассказала.

– Поленька, я не поняла, ты что, приглашение не получила? – она округлила свои густо накрашенные глаза и цокнула языком. – Лев Дмитрич, он же сосед наш бывший. В доме напротив жил. За тобой еще внучок его все бегал.

Бабуля была сама наивность.

– Как-то не помню, чтобы мы с Львом Дмитриевичем много общались. – Я попыталась не заводиться. – Или он позвал на свой юбилей всех, с кем хоть раз в жизни разговаривал?

– Ну почему ты так говоришь?!

На меня уставились полные праведного гнева глаза.

– Потому что это странно. Ты сама не находишь?

– Странно к приличному человеку в ресторан на юбилей сходить? Восемьдесят лет, между прочим, бывает лишь раз в жизни, – будто о восемнадцатилетии, заявила бабушка.

– Нет. Я не то хотела сказать.

– А получилось так, словно меня нельзя пригласить.

Она поджала губы. Насколько я знала свою Ядвигу Яновну, это была крайняя степень возмущения. В филармонии даже дирижер боялся махать палочкой, когда бабуля так поджимала губы.

Скотина Крамер! Что же он ей наговорил?!

– Бабуль, но правда. Вот представь. Чужой человек приглашает тебя в ресторан на свой юбилей. Зовет еще и внучку. Это нормально?

– То есть я должна, как ты, сидеть дома и ждать, когда за мной приедет катафалк?

– Нет. Какой катафалк? Я совсем не о том.

– Не знаю, что ты там подумала, а я первый раз за последний месяц платье вечернее надела. Накрасилась. И вот… – она открыла сумочку и достала футляр. – Галстук имениннику купила. Шелковый! Синий, под цвет глаз.

Я сглотнула. Внутри уже все кипело. Хотелось в порошок одного паршивца стереть. Гад, бил по болевым точкам. Дедушки у меня десять лет как не было. Бабуля с тех пор нечасто себя баловала выходами в свет. Чаще, чем я, конечно! Но для нее это словно в монастырь уйти.

– Родная, ну пожалуйста, пойми меня правильно, – я присела рядом с ней на корточки. – Это его внук задумал. Он использует тебя. И своего деда тоже. Ты ведь помнишь Лёшку? Для него ничего святого нет.

– Ах, вот как ты считаешь!

Ума не приложу, какая логическая цепочка образовалась в голове у моей Ядвиги Яновны, но дальше слушать она не стала. Вскочила с кресла. Футляр с галстуком на стол швырнула и гордой уверенной походкой направилась к двери.

– Бабуль… – я прижала ладонь ко лбу.

– Ты хотела, чтобы мы никуда не шли. Вот и не пойдем!

Хлопнула дверью так, что, наверное, весь дом слышал.

Вместе с этим хлопком и у меня внутри что-то громыхнуло. Сволочь Крамер! Какая же он сволочь! Ну ладно надо мной издеваться. Приезжать раз в шесть лет. Душу наизнанку выворачивать. Но бабушке…

Злость, которая и так бурлила во время разговора, рвалась наружу. Кричать хотелось. Вазочку какую-нибудь, желательно потяжелее, о голову разбить. Высказаться, когда проорусь. И о грязных методах. И о маниакальном преследовании. И о собственных чувствах. Ярости. Только ярости! Потому что больше Лёха у меня ничего не вызывал.

Как реализовать свои острые потребности, раздумывала я недолго. Адрес ресторана на приглашении был. А с макияжем и при параде Крамер меня уже видел. Одного раза хватит!

Так, сунув ноги в удобные балетки, застегнув под горло плюшевую толстовку, я и прыгнула в такси.

Сомнений не было никаких. Внутренний голос молчал. И только предвкушение скорой расправы заставляло сердце биться все быстрее и громче. Совсем как во время поцелуев с Лёшкой. Полная потеря контроля. И адреналин, сметающий все на своем пути.

Лёха.

Дед праздновал юбилей с размахом. От закусок и алкоголя ломились столы. Поток гостей все не заканчивался. А цыгане были уже в мыле.

В сравнении с этой гулянкой пенсионеров недавняя презентация Басманского казалась балом в школе благородных девиц.

Кстати, о девицах! Они здесь тоже имелись. Всех возрастов. От восемнадцати (навскидку) до… я до такого возраста не доживу. Некоторые очень даже ничего. С огнем в глазах и петардой в нижних девяносто. Гуляй – не хочу!

Случись юбилей пару дней назад, я бы, наверное, и гульнул. В Лондоне с кольцом на пальце меня никто не ждал. Здесь тоже никому не обещался. Но… несмотря на генетическую любовь к питерским красавицам, что-то на приключения не тянуло.

Родина уже встретила. Хватит.

Вместо того чтобы охотиться, я занял самый дальний диванчик ресторана. Откупорил один из подарков – колумбийский двадцатилетний ром «Диктатор» и медленно, со знанием дела принялся накидываться.

Ром лился как в сухую землю. Тарелка с маленькими бутербродами стояла нетронутой – мой внутренний эстет был против разрушения натюрморта. А угрюмый медведь все больше казался своим в доску парнем, только в шубе.

Дед на меня внимания не обращал. После недавнего ночного разговора он вообще вел себя странно. Про Лондон больше не спрашивал, сердечными вопросами душу не травил. Тихий спокойный дед. Никогда его таким не видел, но сейчас даже был рад.

Одно не давало покоя – его требование отсидеть юбилей до конца и не «позорить род своими выходками». С чего дед взял, что я решусь оторваться, ума не приложу. Молодость он мою, что ли, вспомнил? Но уточнять или спорить я не стал.

Сказано не отсвечивать – сидел и не отсвечивал.

Лишь иногда взглядом кого-нибудь провожал, наливал и упорно не закусывал.

Не знаю, сколько бы я так высидел, но где-то на половине бутылки рядом на диванчике материализовались две нимфочки. Обе в стратегических мини. Обе после аперитива, разогретые. И совершенно неинтересные.

За ширинкой никто даже голову не поднял осмотреться. «Тишина и только мертвые с косами».

Если бы не привычка скалиться и нести приятную бабскому уху херню, не знаю, как бы мы сидели. Наверное, пришлось бы наливать. Чуть чаще. Чуть больше. И заранее присматривать, куда потом пристроить свой неудачливый груз.

Но умение сыпать шутками было вбито в подкорку. И я сыпал.

Полчаса.

Час.

Иногда подмигивая медведю. Только он, казалось, меня понимал.

Иногда тупо пялясь на часы.

Пока в какой-то момент на стол не легла чья-то тень.

Голову поднимать не хотелось. Совсем! И смотреть, кто мне вид заслоняет – тоже. Комплекта визгливых нимфочек было вполне достаточно. Третью бабу я и в лучшие свои годы в постель не звал. Кукольник, что ли? Чтобы и на себе, и на каждой руке по красавице.