Александр Сорге - Камера

– Хах, ну пойдем.

Они переместились на скользкую террасу: парящие на морозе снежинки плавно опускались и, нетронутые, застревали в угасшем зареве ее кудрявых, темно-рыжих волос.

– Поехали ко мне? – уставившись хищным взглядом на свою спутницу предложил Ким.

– Я думала оставить это для второй встречи, – выдохнув облачко клубничного пара, игриво улыбнулась Иванна.

– Второй встречи может и не быть, – Ким улыбнулся в ответ. – Ни прошлого, ни будущего не существует – есть только настоящее.

Девушка смерила Кима взглядом:

– Поцелуй меня. Как будто правда любишь. Как будто не забудешь на следующий день.

Игра набирала обороты. Ким прикоснулся к её холодным, слегка обветренным губам: аккуратно, нежно, словно боясь порвать тонкое, бархатное крыло бабочки. Возможно, потому что и правда не хотел её забывать. Глотнул её аромат – чудный коктейль из кремов и шампуней, духов и блеска для губ – аромат её тела. Поцеловал. Отольнул от неё.

Иванна довольно улыбнулась:

– Закажешь такси?

Ким все чаще бежал от реальности – упивался всем, чем только можно. Завязнув на два года в болоте этого бесцельного, глупого и совершенно никому не нужного брака, он наконец, вырвался из него.

Ким не хотел быть с этой девушкой, не хотел становиться её мужем – но старательно убеждал себя в обратном. Потому что в глубине души понимал, что она – не его. Нет, она не была «сукой» или «стервой», «страшной» или «фригидной». Она была прекрасной женщиной. Но не его. Просто они были чужие люди. Ты всегда понимаешь, сложится ли у тебя с человеком что-либо с первого взгляда. Понимаешь, но обманываешь себя, обманываешь его – не хочешь услышать эту истину. Ведь одиночество всегда дышит в затылок.

А поэтому ограничиваешь себя планкой, выше которой прыгать просто не хочешь. Не замечаешь – а, скорее, – боишься признаться, что эта планка вообще есть. Хватаешь за руку первого, кто через неё перемахивает. Забываешь все свои мечты и закрываешь глаза на цели. Отрекаешься от своего идеала, отрекаешься от дороги на него, отворачиваешься от дороги к нему, запирая его где-то глубоко в себе, запрещая даже притрагиваться, думать о том, что к нему можно прикоснуться – заменяешь идеал копией: более безвкусной, бесцветной, простой. Набиваешь душу удобоваримым сублиматом, который успокаивает лишь своим наличием. И в целом то, всё хорошо… Но ты чувствуешь. Что где-то в глубине души лежит его прекрасное мраморное тело.

Они не кричали, не изменяли друг другу в тайне – просто вышли из этого брака, молча: израненными и немного более онемевшими. Без злобы, без истерики – даже с какой-то едва тёплой благодарностью за опыт. Но глотнув пьянящего воздуха свободы, Ким начал думать, что жизнь проскальзывает сквозь его пальцы, всё быстрее и быстрее, как бы он не старался ухватить её, не оставляя вообще никаких следов – даже кровавых мозолей. И поэтому теперь Ким, как голодный ребенок, тянул в рот всё, что видел – прежде всего, это касалось женщин.

Одна из них стояла рядом. Машина пронесла их сквозь эпохи: вековые доходные дома сменились панельными грядами, величественные соборы, что строились не одну сотню лет, отделанные разноцветным мрамором – наспех слепленными, аляповатыми торговыми центрами, отделанными дешёвым цветным пластиком. Ким жил на южной окраине Петербурга.

Иванна рассматривала холсты в тёмной спальне:

– Это твои работы?

– Ну, да… – смущённо ответил Ким.

– Похожи, – улыбнулась Иванна.

– На кого?

– На тебя, – сказала девушка плюхнулась на кровать. – Ведь в картине художника всегда есть частичка его души, правда?

Ким поспешил за Иванной: упал рядом с ней – потянулся к манящим, горячим губам. Попробовал. Затем еще: аккуратно, нежно. Она легонько оттолкнула его своей маленькой изящной ручкой – так, чтобы он упал на спину, затем перекинула ногу и села сверху: искрящийся, переливающийся блеск её глаз был виден даже в темноте.

Их губы и языки двигались в беззвучном диалоге любовников – они целовались: целовались жарко, без всякой грязи. Девушка разила его своими поцелуями – покусывала: аккуратно, не сильно – играла, смеясь и улыбаясь.

Ким овил руками ее горячее, плотное тело: казалось, он обнимал живой мрамор. Запустил руку в ее волосы, откинул голову – нежно приложился губами к ее шее. Девушка вздрогнула и испустила прерывистый вздох – ноги её свело. Затем запустил руку ей в джинсы – пальцы коснулись ягодиц, тонкого кружева трусиков.

– А-та-та, – Иванна отольнула от его губ и игриво погрозила Киму пальчиком. – На самом деле, я здесь за другим – уже, вообще-то, говорила тебе об этом. Проводишь даму?

– Брось, ты уже уходишь? – заканючил Ким.

– Не расстраивайся, у меня есть для тебя подарок, – девушка спрыгнула с кровати и вышла из комнаты. В прихожей зажегся свет.

Ким вышел в коридор – его спутница уже стояла одетая.

– Держи, – она протянула Киму большой белый конверт. – Такси уже подъехало. Рада знакомству, художник.

Дверь захлопнулась и Ким вновь остался один в большой тёмной квартире. Он научился относиться к неудачам философски. Разбирать, почему девушка не ответила на сообщение или не легла с ним в постель было пустой тратой времени – в 90 % случаев причина была не в нём. Он отпускал их также легко, как и находил. Но в этот раз Киму захотелось влюбиться. Поддаться иллюзиям, что будущее всё-таки существует: повооброжать о том, что могло бы быть.

Ким прошёл на кухню, бросил конверт и думал было открыть бутылку иванного вина, но передумал – вместо этого уставился в холодную чернь окна.

Своей изящной ручкой Иванна тронула тончайшую струну где-то в глубине кимовской души – и теперь она вибрировала, издавая едва слышимую мелодию: назойливую и неприятную.

«Зацепила. Не прошла на вылет»

Спутница скрылась в чреве «Соляриса». Машина растворилась в сумраке ночи, оставив после себя лишь два горящих красных глаза – вскоре пропали и они.

Ким знал, что звук этот рано или поздно сведёт его с ума, а за одним глотком обязательно последует ещё один. Он не остановится, пока не выпьет всё до последней капли – несмотря на то, что потом обязательно будет плохо. Фантазии разобьются и мелкие осколки снова будут резать душу, оставляя неприятный зуд.

«Одна девушка – одна ночь. Никак иначе» – осёк себя Ким.

Поэтому он открыл ноутбук, подрочил на фотки Иванны в Инстаграме и лёг спать.

Михайлюк петлял широкими коридорами со сводчатыми потолками, словно герой шпионского фильма, который пытается сбросить «хвост». Отчасти это было правдой – мужчина действительно пытался поскорее уйти с работы, чтобы избежать одной неприятной встречи. Он вёл себя словно нашкодивший пятиклассник, что никак не соответствовало его статусу: полностью этого низкого, лысоватого и кругловатого мужчину звали «Михайлюк Николай Евгорович, Директор института НИИ акушерства, гинекологии и репродуктологии имени Д. О. Отта, член-корреспондент АН СССР, д.м.н., профессор».