Андриана Светланова - Мышка

Красивая, оказывается. В ванной хорошо рассмотрел. Стройная, фигуристая, кожа нежная, белая. Волосы длинные, густые, так и хочется намотать на кулак… Тонкая шея, изящная ключица, грудь – троечка, плоский животик, соблазнительный изгиб бёдер… Ладная девочка, чистая, неискушённая. Провоцирует испачкать, пометить её, приземлить, чтобы не летала в облаках.

Отзывчивая. Разволновалась, когда разглядывал её и сама же себя испугалась.

Зря прячет красоту под безразмерной толстовкой. Ей бы придать лоска – даст фору любой модели! Как у такого чёрта-папаши мог вырасти такой ангелочек, уму непостижимо!

Однако, Рустама заинтересовала не столько внешность, сколько то, что за ней скрывается. Огонь внутри. Характер, который она тщательно прячет. Он-то пожил, – сразу видит, что к чему. А может быть, она и сама не знает, на что способна. Со временем его мышка раскроется, он уверен.

Будет интересно поиграть с ней в личные границы возможностей. Тем более что времени у них предостаточно.

Рустам взглянул на часы. Пять утра. Пора.

Я спала прямо в одежде, поверх одеяла, скрючившись в позе эмбриона. Психологи говорят, поза безопасности. Ни черта подобного! Вздрагивала от каждого шороха, всё время косилась на дверь, пока не отключилась от усталости уже под утро.

Проснулась от резкого звука удара входной двери о стену. Двое громилл из вчерашнего кошмара вернулись. Оба по пояс обнажённые, в чёрных масках на лице. Зачем маски, я и так знаю, кто это! Решительно ломанулись ко мне. Сердце остановилось, я сразу поняла, зачем они пришли. От ужаса начала верещать, что есть мочи!

Отползла к изголовью кровати, поджав ноги. Не заметила, как позади них появился Рустам с камерой и каким-то свёртком. Тагир грубо схватил меня за лодыжки и подтащил к себе. Аслан придавил меня коленом к постели и стал раздевать, шепча охрипшим от похоти голосом ласковые слова. Это мой самый жуткий кошмар наяву!

– Аслан, рот заклей сначала – всех соседей перебудит. – Спокойным, ровным голосом командует Рустам. Кидает на постель скотч.

Верзила отрывает кусок зубами и заклеивает мне рот. Я захлёбываюсь в истерике, слёзы застилают глаза! Бьюсь изо всех сил, но не могу даже на сантиметр сдвинуть колено насильника. Чужие руки сдирают с меня футболку, бюстгальтер, стягивают джинсы, трусы. Ничего не вижу, перед глазами красная пелена. Сознание отключено, работает только инстинкт выживания – я извиваюсь и уворачиваюсь, как могу, пытаюсь лягнуть ногами или ударить руками. От страха и унижения теряю последние остатки сил и истошно реву, как раненый зверь.

Тем временем Рустам расстелил на полу клеёнку, задернул шторы. Взял банку с густым раствором багрового цвета и кивнул своим парням: «Можно».

Тагир хватает меня в охапку и ставит на эту клеёнку. Аслан становится рядом, помогает держать. Рустам обливает меня из банки липкой, холодной жидкостью. Машинально опускаю голову вниз, чтобы не захлебнуться. Багровые подтёки напоминают кровь.

Затем Рустам становится напротив меня и начинает снимать. Делает фото, одно за одним, пока двое его псов лапают меня, сдавливают грудь, трут половые губы грязными пальцами, душат за шею, больно тянут за волосы, ставя в унизительные позы. От шока едва не теряю сознание, чувствуя, как уже немеют конечности. Голова кружится, силы на исходе, я просто безвольно вишу на руках одного из мучителей.

Рустам хладнокровен и спокоен, пока эти звери терзают меня. Не подбадривает их, но и не останавливает. Просто снимает. Мысленно наделив его вчера качествами, которыми он не обладает, я жестоко ошиблась. Ведь не тронул меня вчера, даже бинтовал раны. Думала, он человек. А он просто кусок мрази.

Это длится около десяти минут. Затем вдруг неожиданно заканчивается. Я больше не чувствую на себе грубых мужских рук. Сажусь в лужу этой краски, обхватив себя за колени, и продолжаю тихонько скулить. Тело трясёт так, что шуршит клеёнка подо мной. Кожа горит в тех местах, где ко мне прикасались. От отвращения и жалости самой к себе душат рыдания.

– Отлично. – Произносит Рустам, пролистывая снимки. – Голливуд отдыхает. Теперь все в душ и едем. – Вдруг добавляет. – Тебя тоже касается, малая.

Но я ничего не слышу. Не желаю слышать. Боюсь поднять глаза или пошевелиться, опасаясь, что кошмар возобновится.

– Рус, может… – разгорячённый Аслан многозначительно кивает в сторону дрожащего комка у батареи.

Рустам окатил его ледяным взглядом, после которого верзила недовольно хмыкнул: «Понял. Себе бережёшь что-ли?»

– Не твоего ума дело.

Даже когда все вышли и я осталась одна, то так и не смогла сдвинуться с места. Голова разрывалась пульсирующей болью в висках от повышенного давления, лицо горело, тело ни на секунду не переставала бить мелкая дрожь. Это то, чего я боялась больше всего. Насилие.

Полового акта не было, но насилие было. После него чувствуешь себя настолько раздавленной, что нет сил ни на что. Унижение, стыд, осознание собственной беспомощности. Чувствуешь себя вещью, в которую могут играть кто угодно, если они сильнее тебя. Даже скотч со рта не сняла. Просто сидела и раскачивалась из стороны в сторону, не замечая, сколько времени прошло.

Рустам пребывал в прекрасном настроении, отправив утреннюю фотосессию Сергею Борисовичу. Оскорблённый отец, должно быть, рвёт и мечет. «Погоди, прокурор, это только начало»…

Рустам открыл дверь в её комнату, полностью готовый к дороге. На нём были удобные спортивные штаны и тонкий однотонный лонгслив, как всегда, всё в чёрно-серой гамме. Обнаружив её на том же месте, что оставил, невольно выругался:

– Б…ь, я кому сказал про душ? Из-за тебя мы опоздаем, а я не люблю, когда рушатся мои планы.

Засучил рукава по локоть, обнажив крепкие руки, покрытые тёмными волосками. В два шага сократил расстояние между ними, решительно схватив её за руку и дёргая на себя.

Та снова начала биться в истерике, извиваясь и осыпая его ударами маленьких кулачков. Рустам сдёрнул скотч с её рта и насильно поволок в ванную, игнорируя едва ощутимые удары.

– Не смей меня трогать, мразь! Животное! Уё…. – далее из её уст полилась отборная нецензурная брань.

Со скотчем явно поторопился. Рустам на ходу цокнул языком: «Аккуратнее на поворотах. Мама – лингвист, а ты так выражаешься! Успокойся, мы идём мыться».

В ванной поставил её в душевую, настраивая воду. Упрямица снова села на корточки, обхватив колени, желая скрыть от него свою наготу. Длинные каштановые волосы, испачканные краской, облаком окутали её худые плечи. Ему пришлось самому намылить мочалку, поднять её, взяв за шею сзади, и мыть, как маленького ребёнка.

– Тебе конец! Мой отец найдёт тебя! Слышишь?! – глотая слёзы, шипела она, пытаясь сбросить с себя его руки.