Елена Рахманина - Я без тебя не могу

Его ласки меня не волновали, губы, касаясь меня, оставляли лишь влажный след, который хотелось стереть. Я стоически терпела, когда он толкался членом внутри меня, не испытывая никаких эмоций, кроме омерзения. К себе. Оттого, что намеренно выпила лишнего и позволила, не испытывая ровным счетом ничего к человеку, прикасаться к своему телу. Всю ночь проплакала в подушку, чувствуя себя грязной, запятнанной, хотелось смыть под водой с тела и из памяти эту нелепую ночь.

После этого опыта я больше не делала попыток снять сексуальное напряжение в состоянии алкогольного опьянения. У меня были мужчины, физический контакт с которыми не вызывал отвращения, и я была способна получить с ними разрядку. Но никто из моих сексуальных партнеров никогда не мог добраться до сердца, я не испытывала к ним привязанности, у меня не было потребности разделить с ними свою радость или горе. Такое поведение их удивляло, ведь я сама вела себя, как мужчина. Не звонила, не писала, ни на каких отношениях не настаивала, что вызывало в них охотничий интерес, а во мне – скуку.

Понимала, что им тягаться с незримым соперником, возведенным мною в разряд эталона, о котором они ничего не знают, было невозможно. Но никакие ухаживания, подарки, цветы и шоколадки не были способны растопить моё сердце.

Я еще не проснулась, не поняла, где была ночью, что делала, с кем едва не занялась сексом, и мне показалось, этот стук в дверь лишь продолжение моего сна. Но удары не прекращались и не прекращались.

Всплыло воспоминание, что я заказывала доставку воды на раннее утро, но, видит Бог, не помнила, на какое число. С трудом разлепив глаза, я выглядываю из–под одеяла, не теряя надежды, что настойчивый гость, кем бы он ни был, уберется. Но, видимо, сегодня утром у него были другие планы, и он продолжил методично колотить по двери.

Спустив ноги на ледяной пол, я достала из рюкзака банковскую карту и пошла отворять дверь, с мыслью, что сделаю выговор менеджеру.

Тяжелые ботинки были готовы вновь нанести удар. Отрываю дверь и замечаю занесенную ногу в ботинке. Хмурюсь. Эта обувь явно не принадлежала представителю курьерской службы «Чистые воды», учитывая, что на ту сумму, которую они стоили, целой семьей в Москве можно жить не меньше года.

Мой взгляд медленно поднялся по обманчиво потертым джинсам к черному свитеру. С каждым сантиметром, который преодолевали глаза вверх по его телу, сердце в груди билось все быстрее и быстрее. А встретившись с ледяным зеленым взглядом, внимательно и зло нацеленным на меня, я почувствовала, что оно и вовсе остановилось.

– Хорошо танцуешь, Алена.

Оторопело смотрю на него в лучах утреннего солнца, изучая, насколько он изменился за прошедшие десять лет. Он по–прежнему настолько красив, что на него больно смотреть. Хочется вновь пройтись пальцами по его лицу, изучить губами, заклеймить поцелуями. Только вероятность того, что он мне это позволит, равна нулю. Меня так сильно тянет к нему, что я останавливаю себя, сжимая руки в кулаки.

С годами его мужественная внешность приняла более острые, суровые очертания. Если в двадцать два в нем еще была мягкость при жестком характере, отпечатавшемся на лице, то с возрастом она совсем пропала, обозначая, что перед тобой противник, который тебе не по зубам.

Готова биться об заклад: когда его видят женщины, их пульс подскакивает до ста двадцати ударов в минуту, и им хочется потеряться в порочной глубине зеленых глаз, на которых словно висит вывеска «оставь трусики на входе, здесь они тебе не понадобятся».

Он не ждет приглашения, просто нажимает пятерней на мою дверь, шире распахивая, и проходит в мое скромное жилище, задевая меня. В тридцати с небольшим квадратных метрах мне и одной тесно, поэтому я редко приглашаю гостей, а с Климом тут теперь буквально не протолкнуться.

– Что ты здесь делаешь? – первое, что я слышу от него спустя десять лет, не считая минувшей ночи.

– Живу, а ты? – Спросонья, после тяжелой ночи, мой ответ казался логичным, но судя по взгляду Клима – нет.

– Пришел закончить начатое, – недвусмысленно заявляет он, рассматривая меня с таким видом, будто я действительно проститутка, которой он заплатил, но она не выполнила свою трудовую задачу.

Жар тут же поднимается к шее и лицу, стоило вспомнить свое поведение в клубе. Мы стоим и просто смотрим друг другу в глаза. В его глазах я читаю осознание того, что я, безусловно, его вчера узнала. Что он видит в моих – не знаю.

Ночью меня спасала маска, защищавшая мое инкогнито, а еще понимание того, что мне подсыпали наркотик в воду, оправдывающее мое распутство. И сейчас, стоя перед ним в одной майке, с лицом, на котором нет даже макияжа, чтобы отгородиться хоть какой–то броней, я чувствовала себя совершенно безоружной.

Он отводит взгляд, потеряв ко мне интерес, и изучает мою съемную квартиру так внимательно, словно хозяин, пришедший на ревизию. На его лице неприкрытое презрение – вероятно, как ко мне, так и к моему скромному жилищу. В голове возникает странная аналогия: как я не могу тягаться с девицами, которых он привык видеть рядом, так и эта квартира не сравнится с апартаментами, в которых он останавливается.

Я пожала плечами, безмолвно оправдываясь, что не соответствую его стандартам, и скрестила в защитной позе руки на груди, ожидая, когда он озвучит причину своего визита.

Подозревала, что он просто хотел проучить распалившую и оставившую его девушку, от которой хотел сегодня получить то, что она не дала ему ночью. Только теперь, когда он увидел вместо неё меня, это желание, подозреваю, вызывает в нем отвращение.

– Неужели ты так мало зарабатываешь у Ильдуса, что живешь здесь?

Самгин возвращает ко мне взгляд, но он упирается не в лицо, а несколько ниже – как раз туда, где мои руки натянули майку, под которой отчетливо проступали напряженные от холода соски. Смотрит неприлично долго, а я в растерянности не понимаю, как себя вести. Ну не стыдливо прикрываться же, после того как его пальцы пару часов назад были во мне. В конце концов, он поднял глаза на уровень моего лица, что, должно быть, далось ему с некоторым трудом, и заметил вопросительно приподнятую бровь.

– Видимо, все потратила на увеличение груди, – делает он вывод, заставляя меня засмеяться.

После того как я прекратила тренировки, у меня не только начали идти критические дни чаще одного раза в полгода (в лучшем случае), но и грудь выросла на целый размер. Более того, я даже подросла, что заметила сначала по брюкам, которые стали коротки, а потом уже подтвердила догадку, измерив рост.

Ситуация странная, напряженная, а я вытираю слезы от смеха, чувствуя, что переступила грань истерики. Самгин смотрит на меня в упор совершенно пустыми глазами, в которых, кроме презрения, я больше ничего не могу прочесть, но даже оно только осадком падает на дно, а все остальное лишь тьма, такая же бесконечная, как черная дыра в космосе.