Елена Васильева - Весна для Ирэны

«А надо ли это мне?», – с запозданием подумала Ирэна. Сейчас, когда основной её обязанностью было удовлетворять жадные сексуальные аппетиты своего покровителя, Ирэна чувствовала усталость от секса. Так же как повар устаёт от приготовления пищи, она устала от своей, на первый взгляд, необременительной обязанности. Ирэна решительно встала, накинула плащ, взяла в руки сумочку и вышла из квартиры, плотно прикрыв дверь. Быстро спустилась по лестнице и пошла по тропинке к автобусной остановке, а когда подъехал автобус, Ирэна, даже не посмотрев его маршрута, поспешила в его тёплое нутро. И уже смотря в тёмное окно на удаляющуюся старую кирпичную пятиэтажку, представила, как Алексей вернётся и с недоумением обнаружит её побег. И почему-то стало весело, как будто Ирэна вдохнула глоток свободы. Вот бы и от Евсеева так убежать!

Я, наверно, птица ручная, только вот нет рук для меня

И страна моя не большая иль большая, но не моя.

Птицей пролечу, не поймаешь, улечу, взмахнув, вновь крылом.

Ты меня еще ведь не знаешь, ты меня узнаешь потом.

Пролечу я над господами, господа, вы мне не семья.

Вы меня не трожте руками, ваши руки не для меня.

Крылья обломатеньки птице может каждый, кто не летал.

Кто никак не может смириться, кто летать мечтал, но упал.

Песня Юлии Михальчик «Птица»

«Убежать…», – эта мысль, вначале промелькнувшая как шальная, весёлая, теперь стала навязчивой, прилипчивой. И когда Ирэна добралась до дома, и когда переоделась в лёгкий домашний халатик из белого хлопка, и даже когда пробегала взглядом по бутылкам, расставленном на стеклянной полке, эта мысль не покидала её.

«Надо выпить», – решила Ирэна. В баре ей не дали посидеть в одиночестве и подумать, а ей просто необходимо было подумать… Она провела пальчиком по крышкам бутылок, пытаясь сделать выбор. Хорошо бы сейчас водки, простой русской водки. Такой, какой любит её батько. Но водки не было. Евсеев предпочитал коньяк, бренди и крепкий шотландский скотч. Ирэна взяла бутылку с джином, повертела её в руках, недоуменно взглянула на ценник. Надо же, платить несколько тысяч за крепкое никчёмное пойло! Ирэна усмехнулась, откупорила крышку и принюхалась. В отличие от остальных отвратительно пахнущих напитков, джин отдавал приятным можжевеловым ароматом. Что ж… За неимением водки, сойдёт и это. Ирэна щедро налила джин в пузатый стакан из тёмного венецианского стекла. « Кажется, муранское…», – подумала Ирэна, села в кресло, поставила стакан на журнальный столик и взяла в руки пульт от телевизора. Экран приветливо загорелся, оживляя тёмную комнату звуком и светом. Ирэна сделала один глоток и поморщилась. Тоника, чтобы разбавить джин, в баре не нашлось. Евсеев никогда не разбавлял джин. С отвращением Ирэна поставила стакан на столик, бесцельно посмотрела на экран, но задержала взгляд. В такой поздний час шла не музыкально-развлекательная программа, как обычно, а какая-то передача, где показывали интервью с очень пожилой супружеской парой. Женщина ласково смотрела на седовласого мужчину напротив, и от её искренней нежной улыбки морщинки лучиками разбегались по уголкам глаз, делая её лицо светящимся, таким тёплым…

– Расскажите историю вашей любви! – потребовал молодой ведущий, облачённый в модные утягивающие джинсы и блестящую узкую рубашку.

– А что рассказывать-то… – сначала неуверенно и несмело начал пожилой мужчина, но поймав ласково-одобрительный взгляд жены, осмелел, – Давно это было. Я очень молод тогда был, когда Машеньку встретил (и снова ласковый взгляд на жену, а она кивает в ответ), но повстречались мы совсем немного. Мне время пришло в армию идти. Машенька проводила меня и обещала ждать. На прощание мы встретились возле своего дуба, мы всегда под ним встречались. Большой такой, ветвистый, возле дороги стоит. И подарил я Машеньке платочек синенький.

– Как в той легендарной песне? – не удержался от удивлённого возгласа парень-ведущий.

– Ну да… Получается, как в песне, – слегка улыбнулся мужчина, – Мы письма друг другу писали нежные, конца службы ждали. А до него оставался всего месяц один. И в этот самый месяц роту, где я служил, переводят в горячую точку, так сказать… – пожилой мужчина сделал паузу, помолчал. Бойкий ведущий не осмелился перебить его думы, терпеливо ждал, когда седовласый мужчина вздохнёт тягостно и снова заговорит, – В госпитале я оказался. Ногу ампутировали после ранения. На целый год там задержался. Лечение, протезирование, по-новому учился ходить… Письма перестал писать, а если приходило письмо от Машеньки, тоже не читал. Но пришло время домой возвращаться…

Снова пауза. Стильно одетый ведуший с интересом всматривается в лицо мужчины. Ирэна, затаив дыхание, тоже всматривается в экран, так же напряжённо ждёт.

– Добрался я до областного центра, – продолжил свой рассказ седовласый мужчина, – Рейс автобуса в деревню ждать до вечера. Что делать? Решил на попутной добираться. Стал на обочине и голосую. Остановился автобус, из него кричат: «Садись, солдат!» Все шумные, весёлые, хмельные. Со свадьбой едут. Мне тоже налили водочки, выпил я, молодых поздравил. А как на красавицу-невесту взглянул, так слёзы на глазах.

– Что, неужто невестой ваша Машенька оказалась?! – не выдержал ведущий.

– Нет, не Машенька… Только я на невесту посмотрел и свою милую вспомнил… Невестушка-то тоже слёзы мои заметила и спрашивает, отчего ты, солдат, невесёлый, домой же возвращаешься! А я возьми да и расскажи всё… Рассказал, как не вытерпел и Машеньке письмо всё-таки написал. Сознался я в этом письме, что возвращаюсь инвалидом. И если она всё ещё ждёт меня, то пусть повесит на том дубе нашем, что у дороги, платочек синий. Если же не ждёт меня, то увижу, что платочка нет, и мимо проеду, ни в чём её не обвиню.

Камера оператора выхватила лицо женщины, она всё так же улыбалась, не отводя ласкового взгляда от мужа.

– И вот все мы затихли, едем почти молча, все ждём, когда за поворотом старый дуб появится. И невеста, и жених её, и гости все в окна смотрят, взгляд вместе со мной оторвать от дороги не могут, всё поворота ждём. И страшно и нетерпеливо, всё кусты и деревья в окне мелькают… Чем ближе подъезжаем, тем сердце сильнее колотится, сжимается, вниз ухает. И вот поворот тот… А я глаза от страха зажмурил… – снова пауза, Ирэна сжимает пальцами пуговичку на халате, нервно вертит её, – Повернул автобус, и все, кто в нём был, с мест повскакивали, закричали радостно, удивлённо. И я осмелился в окно посмотреть – весь дуб наш, каждая его веточка синими платочками обвязан! А много их как! Так и переливаются они синим облаком на солнце! – пожилой мужчина замолчал, отвернулся, пытаясь спрятать лицо от камер, но Ирэна заметила, как блестят выступившие в его светло-голубых глазах слёзы.