Джина Шэй - Руки прочь, профессор

Марина Анатольевна – наша библиотекарша, с романтичными глазами тургеневской барышни, действительно оказывается настоящей Матерью Терезой и не только соглашается распечатать для меня учебный проект, но и в почту с её рабочего ноутбука разрешает зайти.

Когда старенький Кэнон начинает скрипеть костями и тянет первый лист бумаги в свое нутро – я снова готова разрыдаться, только на этот раз – от счастья.

Нет, спать все-таки надо больше двух часов в сутки, совершенно ни к черту становится эмоциональное состояние.

Я влетаю в преподавательскую за две минуты до звонка к началу второй пары. Прижимаю к сердцу злополучный курсач и имею несгибаемое намерение его Ройху втюхать не потом, так кровью. Костьми лягу поперек прохода. Вот только вместо Ройха наблюдаю там удивленную преподавательницу по информатике, с факультета айтишников, и не менее офигевшую моим эпичным появлением секретаршу.

– Мне бы Юлия Владимировича, – нервно выдыхаю, ощущая как горит под ногами земля, – вопрос жизни и смерти. Он в какой аудитории сейчас?

– Ни в какой, – покачивает головой Ольга Юрьевна, наш бессменный секретарь, – они поменялись парами с Глебом Андреевичем, и Юлий Владимирович на сегодня уже уехал.

Новость такая – хоть стой, хоть падай и начинай орать.

Почему, почему, почему все именно сегодня так по-дебильному складывается?

Видимо, ощущение разворачивающегося в моей душе конца света как-то отображается у меня на лице, потому что информатичка с секретаршей переглядываются с неожиданным сочувствием.

– Если у тебя срочный вопрос – попробуй заглянуть в кафе “Афродита” через дорогу, – советует Ольга Юрьевна, – Юлий Владимирович говорил, что не успел позавтракать. Он всегда только там и ест, если рядом с университетом.

Неожиданный квест, обрушившийся на меня с утра, получает новое продолжение. Я покрепче перехватываю скоросшиватель, в который загрузила распечатку, и иду в гардероб за курткой. Честно говоря, уже не особо надеюсь, что застану Ройха в долбаной кафешке. Просто хочу пройти все положенные мне круги ада до конца и осознать тщетность своего бытия на все сто процентов.

Под ногами – грязь и ноябрьская слякоть. Настроение – с каждым шагом к “Афродите” становится все мерзотнее. Так за ним бегаю. А зачем? За тем, чтобы он снова меня послал? Я же знаю, что он любыми средствами пытается выжить меня из универа. И не будь я настолько убийственно упряма – уже бы выжил. Только впереди еще год бакалавриата и два – магистратуры. Еще три года войны, а ведь у меня уже сейчас не хватает на неё никакого ресурса.

Так зачем я так упрямо шлепаю по этим гребаным лужам, в это гребаное кафе? Мне всерьез нужно озаботиться вопросом грядущей встречи с Вовчиком, потому что не могу же я вторые выходные подряд расставаться с полученной на смене выручкой только из-за того, что у моего братца есть чересчур глубокая привязанность к моим деньгам.

Наверное, это просто в очередной раз обострилась моя идиотская принципиальность. Никому не нужная!

Просто мне зачем-то нужно все-таки дойти до кафе, замереть на входе в зал, обвести его взглядом, не найти там нужного мне мудака.

Почему-то ощутить слабое удовлетворение, будто я – мазохистка и обожаю обламываться.

А потом – подскочить чуть не до потолка от внезапно упавшей мне на плечо жесткой ладони.

– Так кто из нас кого преследует, Иванова?

Профессор

Смотрит на меня темными своими, триста раз мной проклятыми, безднами. Столько проблем у меня из-за них эти три с лишним года. И сейчас только в них и смотрю. Нихрена больше не вижу. И не помню. Вроде пришел-то пожрать, а так и хочется рявкнуть официантке, чтобы не спешили с заказом.

Все, что я хочу съесть – вижу сейчас перед собой. И мое вожделенное блюдо стоит передо мной, губы свои сухие облизывает.

Пришла. Сама ко мне пришла. С пар свинтила даже. Поняла, что я уже всякое терпение от её выкрутасов теряю? Все еще хочет жить и чтобы её грязные дела остались секретом? Устала строить из себя умницу-разумницу?

Пальцы сами с её плеча на шею переползают. Знала бы эта девочка, сколько раз я мысленно смыкал эти пальцы на её горле и выжимал из него весь воздух. Даже сегодня, когда она передо мной выкаблучивалась, зная прекрасно, что выполнить мои условия у неё понтов не хватило.

– Ну что? Зачем пришла? – я шепчу вкрадчиво, а мои пальцы не успокаиваются, продолжают путь, перебираются на спину девчонки, ползут по ней вниз, – неужто ты надумала договориться, Катерина?

Молчит. И смотрит на меня как кролик на удава. Не хамит. Не орет. Не бежит.

Конечно, это не “да”. Но во всем, что её касается – мне просто отказывает разум. А сейчас я не в вузе. И маска, которую с таким трудом держу там, на лекциях, трескается все сильнее.

Все на что хватает – не сгребать маленькую дрянь в охапку прямо здесь, в дверях в кафе. А вот толкнуть её в сторону, под прикрытие угла, чтобы уже тут впечататься в её тело своим…

Девчонка выдает тихий стон, а я – ненавижу её лишь сильнее. Потому что так мало с её стороны, а у меня уже все шлицы сорвало.

Год себя убеждал – это просто аморально, настоящий кошмар, так свихнуться на студентке, да еще и на этой. Умнице-красавице, гордости курса. Такие как она даже не на одном курсе ведь бывают.

Сколько-то выдержал. И наверное, еще бы продержался. Если бы только раз не дал себе волю…

Чтоб потом узнать, что меня просто поимели. Чтоб подставить.

И за это я её порву, сожру, ни клочка живого не оставлю, в пыль кровавую разотру, только… не сейчас.

Самое отвратительное – ничего не поменялось. Все как было, так и осталось. И те конвульсии, что сейчас бьют мое тело, как двести тысяч вольт разом – это совесть меня карает. За то, что не удержался. За то, что держу маленькую дрянь, гребаную гордость всего факультета строительства и архитектуры, на весу, за то, что пальцы мнут её задницу, будто это тесто, за то, что зубы впиваются в тонкую кожу шеи.

Я почти хочу, чтобы она заорала, снова брыкаться начала, а она – ногами меня обнимает и снова тихонько постанывает.

Дьявол. Снова я в это… Без права на пробуждение…

Но так её хочу… Если бы не два слоя ткани между нами – прямо сейчас ей бы и засадил. Натянул бы на себя по гланды, так чтоб с первого же раза сил орать не осталось.

Знаю, что сделать. Хоть что-то взять сейчас, чтобы хоть как-то дать себе передышку. Накрыть налитые, пухлые, спелые губы ртом и достать языком до гланд.

Сладкая дрянь.

Столько раз других трахал за эти три года, представляя её – самому противно. А сейчас в руках держу. На вкус пробую.

Еще один стон. Выгибается мне навстречу. Ноги крепче стискивает на моей поснице. Да что ж ты со мной делаешь, маленькая стерва! Я ж с тебя кожу сниму и на коленях заставлю стоять, пока они синие не станут. Ты вообще забудешь, что у тебя хоть какие-то другие клиенты были!