Фрэнк Харрис - Моя жизнь и любовь. Книга 2

Отмечу, что в горах Баварии и в некоторых частях итальянской Абруцци крестьяне тоже религиозны, и там тоже высоко ценится целомудрие, но при этом нравы куда как более вольные, чем в Ирландии. Я часто задавался вопросом, почему? Но у меня нет на это ответа.

Короче говоря, я использовал все свои знания и навыки, чтобы соблазнить Молли, но потерпел полную неудачу. Я знал, что в определенные периоды женщины более возбудимы, чем в другие. Я знал, что три или четыре раза в месяц Молли легко возбуждалась, особенно на восьмой день после месячных. Я использовал все свои уловки, но ничто не смогло сломить здравомыслие девицы.

Однажды ночью я пообещал Молли не пытаться войти в нее, и получил разрешение лечь на нее. Если честно, я намеревался применить немного силы и…

«Это ничего, – повторил я про себя, – ничего… – и потерся своим членом о ее клитор, – я не войду…»

Но вдруг она взяла мою голову в свои руки и поцеловала меня.

– Я доверяю тебе, дорогой. Ты слишком добрый, чтобы воспользоваться мной. – И когда я двинулся было вперед, она тихо добавила: – Ты же знаешь, что я убью себя, если что-нибудь случится.

Я тут же отстранился. Я даже не мог говорить в ту минуту, едва мог думать.

– Хорошо! – воскликнул я наконец. – Ты победила!

– Плевать! – ответила Молли. – Я люблю тебя и буду любить всю свою жизнь.

И когда она обняла меня, вся моя глупая обида исчезла.

Однако после той памятной ночи Баллинасло стал для меня невыносимым. Я давным-давно до пресыщения насмотрелся на красоты его окрестностей и пришел к выводу, что вне любви это место так же лишено какой-либо привлекательности, как и любой город в Западной Америке. Священник, с которым я не мог поговорить по душам, второсортные адвокаты и врачи… Некоторые молодые люди горели желанием учиться и приходили вечером в гостиницу, чтобы послушать мои россказни.

Мне надо было заняться делами моего отца. И я отправился в Лондондерри, чтобы изучить эту цитадель ирландского протестантизма, а заодно окончательно расстаться с чувствами к Молли. Когда через некоторое время я вернулся, то уже не просил девушку приходить ко мне по ночам. Что толку?

В ночь перед моим окончательным отъездом в Белфаст она пришла сама. Тогда-то я и признался со всей откровенностью:

– Я не честолюбив, Молли. Мне не нужны ни власть, ни богатство. Но в постижении человеческого знания я и любовник, и священник. И в этом никто не встанет на моем пути.

Я объяснил девушке, что именно по этой причине я приехал в Ирландию. Та же жажда знаний много лет назад вела меня по всему миру, и, без сомнения, будет вести меня впредь.

– Я не хочу даже счастья, Молли. Даже утешения. Я как рыцарь Святого Грааля – вся моя жизнь посвящена этой цели. Не спрашивай почему, я сам не знаю. Знаю только, что Смит, мой друг и профессор из Лоуренса, штат Канзас, зажег во мне священный огонь поиска истины, и я буду жить с этим до самой смерти. Ты не должна думать, что я не беспокоюсь о тебе. Беспокоюсь всем сердцем. Ты – замечательная женщина. Ты моя женщина – и сердцем, и душой, и телом. Но моя работа зовёт меня, и я должен уйти.

– Я всегда это чувствовала, – тихо произнесла Молли. – Всегда чувствовала, что ты не останешься здесь и никогда не возьмёшь меня замуж. Я понимаю тебя. Надеюсь, когда-нибудь ты удовлетворишь свои амбиции и обретёшь своё счастье. Впрочем, без любви счастья не бывает. Я не могу в это поверить. Но ведь я – всего лишь девочка. Если ты когда-нибудь решишь вернуться, прежде напиши мне об этом. Боюсь, сердце моё не перенесёт неожиданную встречу.

С тех пор, как закончились мои студенческие годы, Лондон неудержимо притягивал меня. Не знаю, почему, но столица Великобритании произвела на меня гораздо большее впечатление, чем Нью-Йорк. Впрочем, я искренне опасался возвращения малярии в случае моего приезда в Штаты. Зато у меня было рекомендательное письмо Карлайла к Фруду [112] Джеймс Энтони Фруд (1818—1894) – английский историк, душеприказчик Томаса Карлайла и его первый биограф.. . Почему бы не представиться этому уважаемому джентльмену? И что из этого выйдет?

Мое мальчишеское решение делать каждую работу от всего сердца всё ещё было неизменным, и я верил в свою победоносную силу. А посему мне не составляло особого труда с легкостью открыть «устрицу» успеха в Лондоне, как ранее я это сделал в Нью-Йорке.

* * *

Я переехал из Парижа в Лондон, снял номер в отеле «Гросвенор» [113] Скорее всего, автор ошибся с названием отеля. «Гросвенор» был открыт в 1929 г. и на следующее утро поехал в Онслоу-Гарденс [114] Онслоу-Гарденс – элитный район в Вест-Энде Лондона. . Там мне сообщили, что мистер Фруд проводит лето в Салкомбе в Южном Девоне и в Лондон вернётся только осенью. Я попросил дать мне его почтовый адрес. Слуга пригласил меня в комнаты, принес писчую бумагу. Обстановка жилища, картины в гостиной и в холле демонстрировали обеспеченный комфорт и утонченный вкус хозяина. Здесь я нашел подтверждение словам Эмерсона: «Судьба англичанина по-прежнему лучшая в мире».

Сорок лет, прошедшие с тех пор, и особенно великая война, изменили все это. Жизнь в Нью-Йорке сегодня кажется более роскошной, чем в Лондоне, хотя всё ещё уступает и во вкусе, и в утонченности хозяев.

Но в те годы сам Лондон многое рассказал мне об англичанах. Он огромен и нет предела его энергии. Он пышет здоровьем, несмотря на его ужасный климат. Он хорошо осушен и чист. Но он никогда не был возвышенным. Достаточно вспомнить Ист-Энд, какой он подлый, грубый и пресмыкающийся. Узкие улочки и захламленные лачуги.

Иное дело Вест-Энд – то уютный, то претенциозный, то чопорно вульгарный, одетый в лепнину, как в сукно. Но там есть густо усеянные травой поляны парков и открытые пространства, где можно хотя бы мельком отдохнуть на природе. Там есть благородные дома со сказочными остроконечными шпилями или смелые, авангардные для своего времени, мосты.

Хуже всего то, что у города нет никакого плана, никакой общей идеи, направляющей его неутомимую жизнь. Так строят бобры, а не люди – фабрики и прочие производства натыканы повсеместно. А это угнетает дух. Дым и грязь характерны для Лондона, там нет благородного идеала: «давайте все будем жить в тумане, пока мы хорошо едим и спокойно спим». С другой стороны, здесь нет лишнего шума: Лондон – самый тихий из городов, а способы передвижения по городу превосходны и дешевы. Индустрия его эффективна, хотя и не художественна.

После большого пожара Рен [115] Кристофер Рен (1632—1723) – английский архитектор и математик; создатель национального стиля английской архитектуры (реновский классицизм). составил план нового центра Лондона. Грандиозный собор, расположенный в удобном месте и открытый Темзе, должен был стать центром ансамбля. Три больших бульвара начинаются к западу от собора Св. Павла и идут параллельно реке. Каждый шириной в 150 футов рядом с собором, они сужаются по мере погружения в глубину города, каждые полмили или около того должна была стоять приходская церковь в центре небольшого сквера каждая. Набережная, Стрэнд и Оксфорд-стрит предполагалось расстраивать по особым высокохудожественным проектам… Да не тут-то было!