Фрэнк Харрис - Моя жизнь и любовь. Книга 2

Ничто и никогда так ясно не раскрывало мне истинный смысл крепостного права, как этот маленький инцидент. К нему добавились прочитанные мною позже откровения князя Кропоткина [10] Петр Алексеевич Кропоткин (1842—1921) – великий русский революционер, второй после Бакунина теоретик анархизма. , рассказавшего в своих «Записках революционера» о «восточных обычаях» в корпусе пажей и о бесчисленных безнравственных деяниях и дьявольских жестокостях, творившихся во времена крепостного права.

Некоторые факты говорят об очень многом. Скажем, когда солдат или слуга умирал при избиении кнутом. А браки между крепостными часто устраивались хозяином без какого-либо учета любви или личных предпочтений.

– Вы часто… общались со своей хорошенькой служанкой? – спросил я.

– Постоянно, – рассмеялся Скобелев. – И не только с той девицей. У меня были все – каждая девушка и женщина в нашем доме от тринадцати до пятидесяти лет. Но мне больше нравились бабоньки постарше, – задумчиво добавил он. – Даже не знаю, как бы выжил без этого. Покончил бы с собою. Как бы там ни было, я ослабил себя так, что теперь, около сорока лет, я практически импотент. С тех пор, как мне исполнилось двадцать пять лет, требуются какие-то чрезвычайные обстоятельства вроде пьянки, чтобы довести меня до оргазма!

– Боже милостивый! – воскликнул я. – Какая ужасная судьба! – До тех пор я понятия не имел, что сексуальные возможности человека ограничены. – Вы, должно быть, злитесь на себя и ужасно сожалеете о своих ранних увлечениях?

– Нет, – ответил Скобелев. – Нет! Я чудесно провел время своей юности. Как говорят французы, у меня осталось много приятных воспоминаний. Да, в Петербурге, будучи молодым человеком, я провел золотые часы своей жизни! Там я познакомился с настоящей страстью, когда её желания совпали с моим желаниями. И никаких условностей! Помню, моя любовь отдалась мне в гримёрке, когда в коридоре толклись наши друзья, готовые отправиться покататься на пролётках. При этом победительницей они называли её! Ах, жизнь: если ты отпустил прошлое, это не значит, что прошлое отпустило тебя.

Это признание поразило меня в самое сердце, только я решил быть мудрее и сделать так, чтобы удовольствие длилось дольше.

Две маленьких эпизода этой военной кампании произвели на меня особое впечатление.

После захвата маленького городка Ловеч Скобелев и его штаб столкнулись с большим числом раненых пленных турок, которых их товарищи бросили на обочине дороги вот уже несколько дней назад. Люди умирали в страшных корчах. Скобелев приказал переводчику спросить несчастных, чего бы они хотели, прежде чем их отвезут в полевой госпиталь. Все попросили еды, но один большой турок с забинтованной головой попросил сигарету. Скобелев сразу наклонился с лошади и протянул свой портсигар. Турок взял сигарету, офицер поднес спичку, и раненый выпустил дым с превеликим удовольствием. Затем он начал разматывать грязные бинты на своей голове. Скобелев жестом попросил турка не делать этого, но тот продолжал. И когда бинт был сорван, половина нижней челюсти раненого упала ему на грудь. Другая половина, очевидно, была оторвана снарядом. Турок поднял остаток челюсти и снова начал наматывать повязку. Когда он закрепил ее, то снова сунул сигарету в рот и улыбнулся нам с самой живой благодарностью.

– Прекрасные люди, – произнес Скобелев. – Отличные солдаты!

Еще один эпизод. Будучи англичанином, я сумел добраться до Адрианополя задолго до русских войск. Я хотел увидеть Константинополь и турок, прежде чем возобновить работу. На одной станции (я забыл ее название) мне пришлось задержаться на день или два. Караван-сарай был жалкой импровизацией гостиницы. Однажды утром я услышал, что привезли несколько русских пленных. Я вышел и увидел, что они сидят в ряд на скамейке у станции. Охраняли их около полудюжины часовых. Один здоровенный турок расхаживал взад и вперед перед пленниками, хмурился и что-то бормотал. Я подозвал переводчика и попросил вызвать офицера. Ведь турок явно намеревался убить русских. Переводчик сразу же убежал.

Вдруг здоровяк остановился перед бородатым русским, схватил его за бороду и волосы, раздвинул ему челюсти и плюнул в рот. Я еще никогда не видел такой ненависти и дикой ярости.

Кровь моя вскипела, но я ничего не мог сделать, кроме как молиться о скорейшем приходе какого-нибудь офицера. К счастью, он прибежал вовремя, и бедные пленники были спасены.

Я больше никогда не видел Скобелева после истории с раненым, но он навсегда остался для меня прекрасным воспоминанием, и я расскажу теперь о его кончине.

Однажды, будучи в Лондоне, я вновь стал восторженно рассказывать о Скобелеве. И тут русский офицер, служивший в российском посольстве, рассказал мне, как он умер.

– Вы знаете, что Михаил Дмитриевич был нашим героем, – начал он. – В наших крестьянских домах по всей России больше фотографий Скобелева, чем царя. И конец генерала был чуден. Он как обычно приехал в Москву на смотр двух армейских корпусов. После смотра Скобелев был весьма недоволен некоторыми офицерами. Он пригласил некоторых из нас, преимущественно младших офицеров, пообедать с ним в «Славянском базаре». Видимо, хотел смягчить вызванное жесткой критикой впечатление. Конечно, все мы пришли, гордые, как павлины – ведь нас пригласили и устроили нам большой пир.

Потом кто-то предложил перебраться к мадам Икс, у которой был особое заведение на соседней улице. Скобелев, к нашему удивлению, согласился. В апартаментах мадам Икс каждый из нас выбрал девочку, и все исчезли в спальнях. После полуночи я услышал безумный крик. Я выскочил в коридор. Там металась девушка, выбранная Скобелевым.

– Генерал мёртв! – вопила она.

– Мёртв?! – не понял сразу я. – Что вы имеете в виду? Где?

И девица, истерически рыдая, отвела меня в свою спальню. Скобелев лежал неподвижно, с широко открытыми глазами, уставившись в потолок. Я позвал его, приложил руку, а затем ухо к его сердцу. Оно не билось.

– Я не виновата, – рыдала девушка. – Честное слово, я здесь ни при чем!

Я поспешно оделся. Когда вернулся, все офицеры были уже на ногах. Мы пошли к содержателю борделя и сказали, что должны немедленно отвезти генерала обратно в «Славянский базар», в его гостиничный номер. Однако тот заявил:

– Правила полиции запрещают подобное. Вам следует получить разрешение на транспортировку тела.

Сразу же двое из нас поспешили в полицейское управление, но даже там мы ничего не могли сделать. Только губернатор Москвы, казалось, мог дать нам такое разрешение. Итак, мы помчались во дворец. Как назло, губернатор был на своей даче за городом, так что нам пришлось взять дрожки и мчаться туда. Лишь около трех часов ночи мы его разбудили, получили необходимое разрешение и поспешили обратно в бордель.