Георг Ли - Давай навсегда?

Пашка уже начал замечать за собой такие жуткие вещи. Тоска по старому другу грозилась перерасти в болезненную зависимость и тогда все, кранты. Уже сейчас он подметил, что никто не может заменить или хотя бы приблизиться к уровню Кости. А еще эти флешбеки долбанные… Нет, Костю никто заменить не сможет, потому что…

А что «потому что»? Пашка и сам не знал ответа на этот вопрос. Точнее, иногда проскальзывала одна шальная мысль, но он старательно гнал ее от себя. Этого не может быть и никогда не будет. Бред, блажь, хуета. Именно так.

После пары, уже вполне ожидаемо, Костя стоял возле аудитории. Весь поток, выходя из дверей, окидывал заинтересованным взглядом парня, походившего на ожившую модель из модного журнала. Всех девушек он провожал игривым взглядом, некоторым даже подмигивал, парней игнорировал, кроме одного. Понятное дело, Пашкина особа интересовала Титова куда больше всех остальных.

Коротков постарался прошмыгнуть незаметно, спрятавшись за спинами Олега и Витька, но цепкий взгляд его успел выцепить из толпы. Мягко отделившись от стены, он походкой дикой кошки прошмыгнул сквозь поток студентов, схватил Пашку за плечи и, оторвав от земли, потащил в совершенно другую сторону. Олег и Витек рыпнулись было за ним, но Костя послал им такой взгляд, что они не решились двигаться дальше. Покачали головой и скрылись в толпе, оставив новоиспеченного друга на милость победителя.

А Пашка даже ойкнуть не успел, как был прижат рукой к стене. Тяжелая ладонь давила на грудь, Коротков с трудом дышал. Такое ощущение, что все ребра уже сломаны, и сейчас они впивались острыми осколками в легкие. Хотя Костя и не давил так сильно, но ощущение силы, животного магнетизма пришибало неплохо. Пашка не боялся Титова, но неожиданность и опять гребанные флешбеки заставляли его коленки дрожать.

– Че это за гаврики с тобой ходят? – прошипел Костя прямо в ухо. Горячее дыхание со вкусом ментола обожгло кожу.

– Тебе-то что? – фыркнул Пашка. Он старался, чтобы его голос не сорвался, и у него это довольно хорошо получалось.

– Мне не нравится, что возле тебя ошиваются такие! – он слишком близко, черт возьми! Пашка сглотнул, пытаясь унять бешено бьющееся сердце.

– А тебе какое дело вообще? – зло прошипел Коротков. – Тебя вообще не должно ебать, с кем и как я общаюсь!

– Ты не прав, – ухмыльнулся Титов. – Меня это еще как ебет. И что вообще за выражения, Короткий? С каких пор ты материшься?

– С тех самых, – огрызнулся Пашка. А ведь правда, Коротков ни разу не матерился при Косте, а тут прямо несло из него как из рога изобилия. – Че вообще пристал ко мне? У тебя своя жизнь, у меня своя. Мы уже не друзья, забыл?

– Я все помню. И я буду решать, кто мы и когда ими станем.

– А ты не прихуел ли часом? – изогнул бровь Пашка. – С хера ли лезешь в мою жизнь?

– Я тебя предупредил, – процедил Костя. – Никаких больше вот этих самых!

– Да пошел ты, – Пашка дернулся и вырвался из цепких рук Титова.

– Я предупредил, – крикнул Костя в спину, но Пашка только показал средний палец, уходя в толпу.

Конечно, никого уже Пашка не нашел и домой возвращался в одиночестве. На ребят он не обижался, прекрасно понимал, что никто за него не вступится. Не успел он обзавестись такими нужными социальными связями за это время вынужденного одиночества, поэтому уже привык справляться со всеми проблемами сам. Но было жутко, жутко обидно.

Именно сегодня стало горько до слез. Пашка шел по дороге домой, ссутулившись, засунув руки в карманы ветровки. Шел быстро, надеясь, что при таком ритме его не захлестнут эмоции и он не расплачется. Последний раз он плакал в тот день, когда они с Костей были в больнице, когда окончательно разругались. Ночью лежал на койке, кусал одеяло, глотая слезы, льющиеся по щекам. Было жутко обидно, что многолетняя дружба завершилась так погано. Сейчас было жутко обидно, что бывший друг – нынешний враг пытается лезть в его жизнь. Да какое вообще он имеет на это право! Пашка сам всегда решал, с кем и как общаться, кому доверять, а кого посылать. И никто не мог им командовать. А сейчас что это вообще? Костя хочет, чтобы вся его жизнь в универе прошла в полной изоляции? Сначала лишил девушки, теперь лишает друзей.

Пашка сжал кулаки до боли в костяшках. Никому он не позволит так с собой обращаться. Никто не будем ему запрещать, решать за него. А если Титов снова начнет эту песню, тогда даст ему в морду. Если же он начнет что-то плести Олегу и Витьку и те не захотят иметь никаких дел с Коротковым, то тоже ничего. Подумаешь, год переждать. А дальше – свободная жизнь. И никакого Титова.

Все было бы прекрасно, если бы они с Титовым не жили в одном доме. В одном подъезде. Хорошо, хоть этажи разные. Пашка, подходя к дому, вытер накатившиеся слезы, убрал мокрые дорожки с щек рукавом и глубоко вздохнул. Вот еще, из-за козла этого рыдать! Не достоин он Пашкиных слез! И вообще, никто не достоин! Фу, блять, как пафосно!

Видно, мысли очень сильно материализуются, потому что Костя стоял возле подъезда в уже привычной для Пашки позе, подпирая стену. В руке он держал сигарету. Надо же, курить начал. А ведь Пашка знал, что его новая компания до добра не доведет. Небось и колется еще. Почему-то эта мысль вообще не придала злорадства, наоборот, кольнула в груди очень неприятно.

– Ну вот и стоило от меня убегать? – хриплым голосом сказал Костя с улыбкой, глубоко затягиваясь.

– Как научишься манерам, глядишь, и бегать не буду, – парировал Пашка, подходя ближе. – Пропусти.

– А волшебное слово?

– А хуяку в сраку?

– А ты сможешь?

И наглая такая ухмылочка. Пашкин запал сразу потух, иссяк и вообще. Да что ж такое! Ну хоть раз можно завершить разговор так, как хочется Короткову, а не Косте!

– Слушай, пропусти, а? Мне надоело весь день собачится. А уж видеть тебя тем более надоело.

– Эх, Короткий, совсем ты испоганился, – ухмыльнулся Костя, притворно вздохнув. Но, хвала небесам, от двери отлип.

Пашка коротко кивнул и уже было зашел в подъезд, когда Костя схватил его за плечи, прижал к себе, жестко вцепившись пальцами в кожу и прохрипел на ухо:

– Я серьезно тебе говорю, Паша. Если вокруг тебя будут вертеться эти придурки, то я за себя не ручаюсь.

– Не твое дело, – пискнул Пашка, вырываясь и стремительно поднимаясь по лестнице. К черту лифт! Пока дождешься, Костя его точно изнасилует. Прямо перед лифтом.

И вообще, что это за рукоприкладство! Второй раз за день ощущать такую близость было физически больно. Наверняка на ребрах остались синяки, а на плечах следы от пальцев. Жуть какая. Пашка остановился возле своей двери, сгибаясь в попытке перевести дыхание. Нет, это ненормально. Это очень ненормально.