Мара Дорст - Любовь по-немецки

Я ждала встречи и жила мечтами о ней. Но это было сладкое ожидание. В нём не было истеричности отчаяния, когда ты надеешься и в то же время не знаешь, увидишь ты снова своего возлюбленного или нет. Внутри меня жила твердая уверенность (что редко случается со мной), что скоро мы будем вместе. Вопрос был только в том, когда. К сожалению, вопросы воссоединения зависели от чиновников посольства здесь и в Германии, и от их расторопности.

Я вспоминала горячее тяжёлое дыхание Карстена на моей шее, когда он овладевал мной, меня переполняла нежность, и сладкое желание разливалось внизу живота. О мой милый, милый Карстен, мой любимый мальчик! Несмотря на то, что ему было 39 лет, что-то в нем: его манера двигаться, его ребячливые ужимки, его простодушная прямота – вызывали у меня ассоциацию с ребёнком. Позднее я поняла, почему, когда узнала про его диагноз гиперактивности (СДВГ). Когда-то на экранах шел американский фильм «Большой» в главной роли с Томом Хэнксом о том, как 10-летний мальчишка внезапно превратился во взрослого мужчину. Таким я видела Карстена. И хотя его облик соответствовал взрослому, в душе и в поступках он оставался ребёнком.

На работе у меня были две более-менее близкие подруги. Мы вместе ходили на обед, и, хотя не поддерживали отношений в нерабочее время, они были в курсе всех перипетий моей жизни. Гуляя в обеденный перерыв по аллее, я с восторгом рассказывала им про Карстена. Чувства переполняли меня, и я вся светилась. «Я влюблена как девчонка!» – говорила я, и это было правдой. Я чувствовала себя так, как будто мне было двадцать лет.

Мысли о Жене отступили окончательно. Я вся была поглощена моей новой любовью, ожиданием коротких строчек от Карстена с утра, ожиданием предстоящей встречи. Я тоже писала ему каждый день. Вечером в интернете я искала новую открытку «С добрым утром» и посылала ему вместе с нежными словами о любви. Он отвечал всегда смайликами с поцелуями, цветочками и сердечками и неизменным «Ich liebe dich» («Я люблю тебя»). Это переписка поддерживала нашу близость даже на расстоянии в три тысячи километров.

Несмотря на то, что я писала ему длинные нежные письма, а он отвечал всего лишь односложными предложениями, это не смущало меня. Я знала от Йенса, что Карстен из-за своего синдрома едва окончил среднюю школу, и это служило для меня объяснением его немногословности. Более того, я находила это достаточно трогательным. И хотя все письма от него были одинаковыми, словно написанными под копирку, моя фантазия и моя любовь домысливали все остальное, что он хотел сказать или вложить в эти строки.

Так как для оформления документов требовались время и определённая свобода действий, Йенс настоял на том, чтобы я уволилась с работы. Он обещал компенсировать потерю моего заработка отправлением мне уже условленных тридцати тысяч в месяц, и так как это даже несколько превышало размеры моей обычной зарплаты, я не колеблясь пошла на это. Честно говоря, я порядком устала от моей работы, которая была слишком напряжённой. Каждый день начинался с бесконечной вереницы людей, которые пришли оформляться на работу. Этот человеческий поток не иссякал никогда. Иногда за целый день мне даже не удавалось встать из-за стола, чтобы пообедать, а дни рождения или другие значимые события мы отмечали впопыхах, практически не отрываясь от монитора. Поэтому возможность отдохнуть от работы, при этом получая деньги, казалась мне очередным роскошным подарком, который преподнесла мне судьба. Впоследствии я не раз пожалела об этом моём решении. Потому что, продолжая работать и получать зарплату, и в то же время получая деньги от мужа, я могла бы создать для себя достаточную финансовую подушку безопасности, которая очень помогла бы мне в свете дальнейших событий. Однако пока все казалось правильным и логичным, а Йенс был верен своему слову, и деньги на мой счёт приходили регулярно.

Мой муж тоже ежедневно писал мне письма, контролируя процесс оформления документов на воссоединение и подгоняя меня. Это не было нетерпением возлюбленного, скорее, досада от упускаемой выгоды. Ведь каждый мой дополнительный день в России стоил ему денег, которые он мог бы получить от своего государства, если бы я уже была в Германии. Тогда я этого не знала и не могла понять, почему тон его писем после свадьбы очень сильно изменился. Несмотря на то, что я все делала очень быстро, он постоянно находил поводы упрекнуть меня в том, что я прикладываю недостаточно усилий. Так, я была обвинена в том, что записалась на приём в посольство только на январь, вместо последних чисел декабря, а мои оправдания, что я боялась не получить к этому времени письмо из датского министерства с апостилем на моём сертификате о браке, вызвали длительную изматывающую дискуссию в вотсапе. Следующим пунктом переписки стал вопрос о том, надо ли мне сдавать экзамен на знание немецкого языка в институте Гёте в Москве. Йенс нашёл лазейку в законе, по которому я могла избежать этого тестирования, так как свободно владела другим европейским языком. Мне пришлось переводить на немецкий язык и заверять нотариально мой диплом МГУ, который служил доказательством того, что я знаю французский. Но это действительно сэкономило нам много времени и денег. Чтобы подстраховаться, Йенс написал письмо в московское посольство, где ему подтвердили, что эта буква закона может быть использована, если я докажу свои знания путём тестирования на знание французского языка непосредственно в посольстве, когда приеду подавать документы в январе.

А вот дальнейшая переписка с Йенсом начала пугать меня. И чем дальше, тем страшнее мне становилось. Романтические письма о любви остались в прошлом. Теперь на смену им пришли письма откровенно порнографического содержания с соответствующими gif-картинками. Йенс описывал в подробностях свои фантазии о том, как я буду заниматься сексом с Карстеном, и его письма больше напоминали рассказы, которые помещают в специальных изданиях для взрослых. Я не ханжа и сама иногда люблю побаловаться фильмами категории ХХL. Но от его писем мне почему-то становилось мерзко. Они не только не возбуждали меня, но вызывали отвращение. Теперь я даже боялась открывать почту от Йенса в присутствии домашних, потому что была уверена, что на экране сразу всплывет неприличное фото или видео. Я игнорировала эти письма или отвечала односложными предложениями. Я мечтала о близости с Карстеном, но мне было отвратительно то, что рисует в своём воображении Йенс, и то, что он возбуждается и мастурбирует, сочиняя это. Для меня секс с Карстеном был актом любви, а в фантазиях Йенса это был процесс совокупления. Я понимала, что я сама согласилась на то, что мой муж становится зрителем нашего таинства, потому что только так я могу быть с Карстеном. Но как же выдержать эти два года, пока я смогу уйти от Йенса к нему?