Елена Фокс - Неудачники

Эта мысль всего на мгновение мелькнула в моей голове, но тело тут же отозвалось жаром внизу живота. Сердце глухо стучало о грудную клетку, и я испугался, что Лёха услышит его и поймет мое волнение. На висках выступила испарина, язык чесался от желания облизать губы, но тогда я бы точно себя выдал.

На самом деле, Лёха едва ли несколько секунд на меня смотрел вот так близко, но мне показалось, что прошла целая вечность.

Наконец, разум в моей голове забил тревожный сигнал и, положив руку на грудь Макарова, я с силой толкнул его.

– Последний раз говорю, Лёха, отъебись от меня, по-хорошему прошу!

От толчка Макаров качнулся назад, отступая на несколько шагов. Его выражение лица не изменилось, только губы дрогнули в короткой усмешке. Не знаю, услышал он меня или нет, мне было уже все равно. Оставалось только пережить ночь, а потом я распрощаюсь с обоими. И даже если придется ночевать на улице, Савину звонить никогда не буду.

***

Я лежал на диване, уставившись в потолок, и не мог уснуть. Вовсе не от того, что не хотел спать. Усталость последних двух дней и выпитый алкоголь сделали свое дело. Вот только в нескольких шагах от меня, на кровати, происходило то, что не давало мне сомкнуть глаз.

Когда Савин вышел из душа, я сказал, что буду спать на диване. Макаров лишь рассмеялся и выдал несколько сальных шуток о совместной ночи с Ильей. Мне было плевать: я ужасно хотел спать, а главное я хотел, чтобы этот день поскорее закончился. Савин выдал мне постельное белье, подушку и плед. Он избегал смотреть мне в глаза, как собственно и я.

Я лег на расправленный диван, а Савин с Лёхой устроились на кровати. Закрыв глаза, я приготовился к долгожданному сну, но меня ждало огромное разочарование. Стоило погасить свет, как со стороны кровати раздались шорохи. Скорее всего они просто ворочались, устраиваясь удобнее, я не придал этим звукам значения. Пока к шороху не присоединилось влажное чмоканье.

Я в ужасе распахнул глаза, не веря собственным ушам.

Они целуются? Делают это, когда всего в нескольких шагах от них лежу я? Какого хрена?

Затаив дыхание, я прислушивался к каждому звуку. Мокрое хлюпанье и звонкое причмокивание нельзя было ни с чем спутать. Они определенно целовались. Страстно, горячо. В какой-то момент я даже решил, что вижу это перед своими глазами. Вижу, как Макаров нависает над Ильей; как сминает его сочные губы, толкаясь языком в рот; как сжимает талию, плавно переходя на бедра; как забирается пальцами под резинку боксеров, двигаясь к…

Мне пришлось ущипнуть себя за ногу, лишь бы выкинуть эти картинки из собственной головы. Тяжесть внизу живота ясно говорила о том, что я чувствую по этому поводу. Сердце колотилось как сумасшедшее, отдаваясь пульсацией в висках. Боль немного меня отрезвила, но этого было недостаточно. Я все равно продолжал слышать эти пошлые хлюпающие звуки.

А затем к ним присоединился шепот. Сложно было понять кто и что говорит. Как бы я не прислушивался, не мог разобрать ни слова. Но, судя по тихому стону, несложно было догадаться о чем они говорили.

Этот звук заставил меня вздрогнуть. Но хуже всего было то, как именно отозвалось мое тело. Член начал твердеть, пачкая смазкой ткань трусов. Дыхание участилось, пальцы покалывало от невыносимого желания притронуться к себе. Я держался из последних сил, мысленно представляя все самое не возбуждающее.

Но это не помогло.

Стон повторился. А потом еще и еще. Я понятия не имел, чем именно они там занимались. Но мне казалось, что я слышу, звуки дрочки. Как чья-то рука двигается по члену, характерные шлепки о кожу.

Это сводило с ума. Я должен был что-то сказать. Дать понять им, что я все еще не сплю. Покашлять? Начать ворочаться? Или просто в лоб сказать, чтобы они прекратили? Но ничего этого я не сделал. Я почти не дышал, в тайне боясь, что они остановятся.

В конце концов, я сдался. Осторожно, чтобы не издавать лишних звуков, я потянулся правой рукой к краю боксеров. Подцепив пальцами резинку, пробрался в трусы, кладя ладонь на горячий возбужденный член. По телу прокатилась жаркая волна, и я едва не застонал от облегчения. Левой рукой я зажал свой рот, чтобы точно ни единого звука не вырвалось из меня.

Несмотря на шум в ушах, я продолжал слышать то, что происходило на кровати. Медленно проведя вдоль ствола, я мелко задрожал. Казалось, всего несколько движений сейчас способны заставить меня кончить.

Я позволил себе это. Убедив себя, что это всего лишь один раз. Только сегодня, потому что иначе я точно не усну. Потому член уже стоял как каменный, и мне необходимо было снять это болезненное напряжение.

Больше я не прислушивался к звукам, доносящимся с кровати, я позволил себе раствориться в собственном возбуждении, давая волю воображению. Больше я не лежал на диване, а находился там с ними. Я видел, как Лёха прижимается вставшим членом к голой заднице Савина. Как трется о его молочно-белую кожу, размазывая по ней смазку. Видел, как он, оглаживая его бедра, медленно потянулся к члену Савина. Как сжал его в своей ладони. А затем я сам прижался к Макарову. Чувствуя жар его тела, я тяжело выдохнул. Возбуждение было таким сильным, что доставляло боль. Я прижался к нему, укладывая собственный член меж его ягодиц. Я двигался вверх-вниз, имитируя секс, то и дело проезжаясь влажной головкой по дырке. Я не пытался вставить ему, не сейчас. Но такая мысль не вызвала отторжения.

Мы двигались в едином ритме. Воздух вокруг нас загустел, острый запах секса щекотал ноздри. Савин тихо постанывал, Макаров выцеловывал его шею и плечо, не забывая подмахивать мне.

Кончил я внезапно, даже для самого себя. Просто в какой-то момент почувствовал, как впиваюсь зубами в собственную ладонь, а вторую руку заливает сперма. Шум в ушах постепенно затих. Я старался дышать тихо, чтобы ни Савин, ни Макаров не догадались, чем именно я занимался.

Когда оргазм окончательно стих, на меня нахлынул стыд. Такой силы, что казалось меня пополам разорвет. И самое худшее, что могло со мной случится, защипало глаза. Вот только разрыдаться мне сейчас не хватало!

Но блядь, как же погано было! Почему я? Почему все это происходит со мной?

Всему виной был Макаров. Это он зародил в моей голове семя сомнений в собственной гетеросексуальности. Он, как дьявол, науськивал меня весь вечер, и вот во что это вылилось. Я ненавидел Макарова всей своей душой!

Я снял трусы, вытер о них руку и бросил на пол рядом с диваном. Будильник стоял на семь утра, и я был уверен, что проснусь первым, прежде чем они смогут увидеть следы произошедшего. Перевернувшись на живот, я уткнулся лицом в подушку. И только спустя мгновение, когда я почти уснул, до меня дошло, что с кровати больше не раздавалось никаких звуков. Выходит, не я один кончил. Эта мысль отдалась напряжением в паху, но я с легкостью отогнал ее от себя.