Ирма Гринёва - Рондо на тему любви. Ради счастья, ради нашего, если мы хотим его… Любовь стоит того, чтобы ждать

Выйдя на сцену под жиденькие аплодисменты, Мила почувствовала арктический холод зала. Зрителей можно было понять: вместо звезды мирового уровня, Клары Джуми Кан, считающейся на сегодняшний день лучшей исполнительницей скрипичного концерта Чайковского (и это не смотря на то, что, приняв в своё время участие в Международном конкурсе им. П. И. Чайковского, завоевала на нём только IV премию), им придётся слушать какую-то неизвестную скрипачку. Фраза об «участнике» конкурса не может обмануть продвинутых меломанов, а их большинство в Зале Консерватории. А «первое исполнение» вообще прозвучало жалко – типа, не обессудьте, сыграет, как получится. И это было скорее в «минус», чем в «плюс».

Но всё это не смогло поколебать уверенность Милы в себе. Ведь играть она собиралась для своего учителя, Эдуарда Давидовича, который наверняка сидит где-то в зале. И для Него , того, кто ждёт её за дверью в её сне…

Оркестр начал с небольшого лирического вступления, но вскоре в нем появились тревожные, энергичные мотивы, которые непринуждённо подвели к величественно красивой и благородной партии солирующей скрипки.

Музыка оркестра подхватила Милу с первых нот. Она мягко вступила и закрыла глаза. Её смычком управляла музыка, а пальцы сами собой прижимали струны к грифу. В процессе развития тема солирующей скрипки стала более энергичной и волевой. Мила ощутила себя кариатидой 6на носу корабля. Но не пассивной фигурой, предназначенной только для украшения судна, а отважным вперёд смотрящим, который смело ведёт за собой корабль, без страха подставляя грудь коварной стихии моря. К концу первой части – Allegro moderato, Мила и оркестр были одно целое. Её женская фигура – кариатида, была скреплена с каждым музыкантом оркестра – досточкой корабля, мощными канатами. Они проросли друг в друга и были не рассоединимы. Мало того, Мила-кариатида была уверена, что это она , а не дирижёр-капитан управляет кораблём-оркестром.

В отличие от закончившейся экспрессивно и мелодически широко первой части, вторая – Andante, вся выстроенная вокруг соло на скрипке, звучала как миниатюрная мечтательная элегия. К мягкости и чувственности мелодической линии в исполнении Милы добавилась какая-то щемящая нежность, тоска о чём-то не сбывшемся. Она хоть и кариатида, но не деревяшка же бесчувственная! Ей, как и любой женщине, тоже хочется любви и счастья. Восторг, восхищение, преклонение перед светлыми идеалами любви – таким прозвучал конец второй части концерта.

В третьей части – Allegro vivacissimo, по традиции, установившейся в творчестве П.И.Чайковского, отображался наполненный безудержным весельем народный праздник. Узнаваемые русские народные мелодии, жизнерадостно переплетаясь, принимали всё более разудалый характер. На смычке Милы от страсти, с которой она играла, полопались несколько волосков смычка. Она едва успела в короткую паузу, когда оркестр играл без неё, оборвать мешающую помеху. А в финале, во время неуёмного и ликующего торжества, призывающего к жизнелюбию и оптимизму, буквально на последних секундах, оборвалась оплётка на третьей струне 7скрипки.

Когда в зале закончила звучать последняя нота, Мила так и продолжала стоять с поднятым над скрипкой смычком и закрытыми глазами. В её душе ещё бушевала музыка. А потом зал взорвался аплодисментами, и Мила вздрогнула и открыла глаза. В недоумении взглянула на дирижёра – Как! Это уже всё?! Конец? Так быстро?!

Юрий Башмет легко соскочил с дирижёрского подиума и кинулся обнимать Милу, хотя такое принято только между хорошо и давно знакомыми музыкантами. В его глазах стояли слёзы. Мила переложила скрипку в правую руку, маэстро припал к её левой руке поцелуем (!), а потом они, взявшись за руки, долго кланялись не желающей их отпускать публике.

Зрителей можно было понять – им посчастливилось присутствовать при рождении звезды , им хотелось как можно дольше продлить миг сопричастности чуду. Мила с Юрием Башметом уходили и вновь возвращались на сцену, а накал страстей в зале всё не стихал. Наконец, когда разрозненные крики «Браво!», слились в скандирование, кто-то шепнул Миле: «Не отпустят! Нужно на бис!». И Мила вышла на сцену одна.

Встала по центру. Подняла к подбородку скрипку. Аплодисменты музыкантов оркестра в виде ударов смычков по пюпитрам и овации зрителей в зале мгновенно смолкли. Несколько секунд шума от множества усаживающихся на места людей перед Милой и за её спиной, и установилась какая-то нереальная тишина. И в ней, в этой прозрачной тишине, Мила произнесла звенящим голосом:

– Паганини. «Вечное движение».

Это виртуознейшее произведение, всего-то на 4 с небольшим минуты, Мила исполняла на том злополучном втором этапе конкурса, после которого вылетела, но сейчас оно звучало совсем-совсем по другому. Только доиграть его у Милы не получилось. К болтающейся оплётке третьей струны добавились несколько новых оторвавшихся волосков смычка, и Мила, чтобы не обрывать музыкальную фразу на полуслове, т.е. на полуноте, закончила несколькими щипками пальцев по струнам. А потом развела руки в стороны в жесте – не обессудьте, сделала, что смогла. В конце концов, она же не Паганини, который мог сыграть за целый оркестр на одной струне 8!

– Ой, у Вас же вся рука в крови! – заметил кто-то за кулисами, когда Мила окончательно ушла со сцены.

Мила взглянула на руку, сжимающую смычок и тоже увидела кровь. Видимо, поранилась, когда обрывала волоски смычка во время концерта. Странно, пока играла, ничего не болело. А сейчас ладонь начало щипать и дёргать. Милу отвели в гримёрку, потом туда прибежала администратор с аптечкой. Две кровоточащие ссадины, перерезавшие вертикально ладонь и пальцы Милы, обработали перекисью водорода и залепили кучей бактерицидных пластырей. Смотрелось это очень смешно!

За суетой с рукой незаметно промелькнул антракт, началось второе отделение концерта, в котором Мила уже не участвовала, и она засобиралась домой. Тут в гримёрку постучали, и к Миле вошла уже знакомая администратор с огромным букетом цветов:

– Вам просили передать!

– Кто? – спросила ошеломлённая Мила.

– Кто-то из зрителей, – ответила администратор и

удалилась.

А Мила рухнула обратно на стул. Дело было не в том, что кто-то из благодарных слушателей успел слетать мухой за время антракта за цветами (на сцене Миле вручили только два букета – дежурный от администрации зала и скромный от Эдуарда Давидовича, всё-таки, она оказалась права – учитель не мог пропустить выступление своей ученицы). И даже не в том, что букет был огромным и состоял из множества не поддающихся подсчёту и плотно прижатых друг к другу белоснежных роз с лёгким розовым налётом на концах лепестков. А в том, что был упакован в гофрированную бумагу нежного цвета фуксии .