Михаил Каюрин - 666 женщин Лешего

– А что? Боишься остаться со мной наедине?

– Ещё чего!

– Ой ли? А вдруг я к тебе приставать начну, что тогда? Ночь, вокруг ни души, а рядом соблазнительная женщина. Почему бы мне, женатому мужику, не воспользоваться подвернувшимся случаем? Сочная, румяная, чернобровая красавица – ночи не хватит, чтобы сполна насладиться ею! – Виктор усмехнулся, на лице его блуждали хитринки.

Фелиция подняла на бывшего одноклассника сердитые глаза:

– Не неси всякую чушь, Громов!

– Может, и чушь, Фиса, но лучшего сценария для твоего знакомства с Лешим не придумать, – рассудительно высказался егерь. – Ты завопишь о помощи, он услышит твои душераздирающие вопли, ринется спасать. Я в это время прыгаю в лодку и быстренько улепётываю от наказания. Ну, а дальше всё будет зависеть только от тебя, подруга. Как ты смотришь на такое развитие событий?

– Иди ты к чёрту со своим сценарием! – возмутилась Фелиция, гневно взглянув на Громова. – Сама разберусь, как мне поступить.

– У чёрта мне делать нечего, а вот к Лешему я, пожалуй, наведаюсь, – невозмутимо сказал Виктор. – Как закончу обустройство твоего лагеря, так сразу и поднимусь наверх, заявлю о себе. Не принято в тайге без разрешения вторгаться на чужую территорию.

– Дело твоё, – сказала Сойкина – Я не знакома с таёжными правилами. Только чур: ни слова о моих намерениях, понятно? И не смей проявлять дурацкую инициативу!

– Да уж куда понятнее, – недовольно пробурчал Виктор. Он не привык, чтобы женщины разговаривали с ним в таком тоне, и уж более того, чтобы давали ему какие-то распоряжения. Громов был волен в своих действиях и поступках, к такому укладу жизни ему удалось приучить даже свою ревнивую супругу. Если бы подобные слова произнесла жена, ей бы, образно говоря, немножко не поздоровилось. Но сейчас перед ним была шалопутная одноклассница Фелиция. Фиска, которую он знал, как облупленную, ещё со школьной скамьи и которой мог простить всё.

– С детских лет усвоил, что любая инициатива наказуема, – усмехнувшись, добавил он. – Сейчас я оправлюсь за дровами, а ты, бездельница, достань продукты и накрой поляну для обеда.

– Для начала костёр разведи, приказчик! – бросила Сойкина в ответ, не воспринимая всерьёз повелительный тон егеря.

Для неё тридцатипятилетний Виктор Громов всё еще оставался тем ершистым Громом, которого в школьные годы она считала своим самым преданным другом и заступником. Имея взрывной характер и острый язык, Фиса иногда съезжала с катушек и непроизвольно оскорбляла нерадивых одноклассниц. Те же, в ответ, объединившись в непримиримую группу, с устойчивой периодичностью пытались поквитаться с обидчицей. Они выбирали удобный момент и загоняли Сойкину в угол, чтобы хорошенько оттаскать её за косы. Однако, им никогда не удавалось осуществить задуманное. Каждый раз, словно из-под земли, перед ними появлялся Гром.

Среди школьников он слыл драчуном и хулиганом, хотя это не мешало ему хорошо учиться. Виктора побаивались и безоговорочно исполняли все его требования.

…После школы Фиса поступила в университет и их пути разошлись. Вернувшись в родной город уже в качестве журналиста, она полностью погрузилась в работу, обзавелась друзьями среди коллег и о существовании Громова вспоминала редко.

Встретились они только через десять лет, совершенно случайно.

Виктор, вырвавшись после окончания школы из опостылевшего дома, пустился странствовать по стране. Работал, где придётся, перебираясь с одного место в другое в поисках лучшего заработка.

Не смотря на частые переезды, повестка из военкомата нашла его. Виктор отслужил в ВДВ, друзья по службе сманили в геологическую экспедицию, с которой он прошагал много сотен километров по нетронутой сибирской тайге.

Когда скоропостижно скончался отчим, мать, уже тяжело больная, позвала сына к себе. Виктору пришлось уволиться из экспедиции.

Он сел в поезд и отправился на малую родину. В поезде судьба свела его с Фелицией, возвращавшейся из отпуска.

Тогда они проговорили всю дорогу, вспоминая школьные годы. Расставаясь, как водится, договорились больше не теряться, обменялись телефонами и… опять пропали надолго.

Потом было ещё несколько мимолётных встреч. Виктор сообщил, что мать умерла, и по её предсмертной просьбе он женился на медсестре. Добрая и отзывчивая девушка помогала ему ухаживать за матерью до её кончины.

– Ты счастлив в браке? – спросила она тогда, заглянув в глаза другу.

– Брак – это изъян, Фиса. Испорченная вещь, – криво усмехнувшись, ответил Виктор. – Только сейчас ко мне пришло понимание истинного значения этого слова. Те, кто придумал это слово – смотрели в корень. Росчерком пера в ЗАГСе я сделал свою жизнь бракованной.

– Чудной ты, Витя, – сказала Фелиция. – Кто тебе мешает развестись?

– Зачем? – Громов вопросительно уставился на Сойкину. – Чтобы испортить жизнь человеку? Жена любит меня фанатично и боится расставания, как огня. Зачем сжигать её чувства заживо?

– Но жить не любя – это же нечестно, противно! – вырвалось у Сойкиной. – Я бы не смогла так жить.

– Почему ты считаешь, что нечестно? Прежде чем отправиться в ЗАГС, я чистосердечно признался своей подруге, что пылких чувств к ней не испытываю.

– А она что же?

– Таня сказала, что этот факт её нисколько не напрягает. Главное для неё – любить самой, ну, и чтобы я не изменял ей, не обижал.

– И ты выполняешь её условия?

– Пока не нарушал взятых на себя обязательств, – сказал Громов. – Вот если бы у меня были связи на стороне – тогда было бы действительно гадко и омерзительно. И вообще, я полагаю, что жить не любя – проще намного, чем жить любя, но порознь.

Фелиция порывалась спросить Виктора, откуда у него такое суждение, но в последний момент сдержала себя. Ещё в школе она догадывалась, что Виктор Громов влюблён в неё. Иначе с чего вдруг он стал бы защищать её от обидчиков и всячески оберегать? Она ожидала его признаний и, ожидая, боялась этих горячих слов, поскольку не испытывала к нему трепетных чувств.

Что она могла ответить ему? Сказать, что он для неё просто смелый и волевой парень? Преданный и надёжный друг, которого она уважает? Признаться, что сердце её не воспламеняется при встречах, а щёки не загораются румянцем? И голос при разговоре с ним не дрожит от волнения, как это обычно происходит у влюблённых девчонок?

Виктор, вероятно, знал, какие слова прозвучат в ответ на его признание и потому держал свои чувства на замке, в строгой тайне от всех.

…Воспоминания были прерваны возвращением Виктора.

Он бросил на землю охапку сухого валежника, весело проговорил:

– Пользуйся моей добротой, путешественница!

– Спасибо, Гром, – ответила Фелиция, как в школьные годы. – Было бы неплохо, если бы ты ещё и огонь развёл.