Полина Ордо - SM: Доверие

– М-м-м… Ты хочешь продолжить?

– Да. Мне это нравится.

Я лишь кивнула и закрыла глаза.

А мне вот это совсем не нравится. Более мерзкого ощущения трудно себе представить.

– Значит, ты попала к французу?

– Да.

– Предположения Пугало о… ну… ты поняла, о чём я. Они оправдались? Это помогло тебе?

– Да. Я покрыла своей девственностью почти десятую часть долга. Покупатель попался нежадный. Ему так понравилось со мной, что он докинул сверху.

Внутри всё свернулось тугим комком. Не выдержав, опустила стекло и с наслаждением глотнула морозного воздуха. Он щипал моё лицо, глаза начали слезиться. Даже очки не помогли.

Серёга, ты скотина! Гадкий мерзоид, которому я при встрече первым дело съезжу по морде лица!

– Ты помнишь, как это было? – я задала самый глупый вопрос из всех возможных.

– Помню… Каждую деталь. Я помню всё и всех. Не помню имён, но помню лица, помню запахи. Стоит остаться одной и закрыть глаза, как тут же я попадаю в тот кошмар, – Лиля судорожно выдохнула и, крепче сжав руль, продолжила. – Когда десятки перерастают в сотню, начинаешь относиться к этому всему… проще.

Я вдруг представила себе Лилю, как пустую физическую оболочку. Её убили давным-давно. Сейчас передо мной сидит призрак, жалкое подобие человека. Это говорящее тело.

Есть ли у него душа?

– Ты не пыталась сбежать.

– Пыталась. И не раз. Но знаешь, что они делают с такими непокорными? – глаза Лили недобро блеснули.

– Бьют? – я просто предположила, пожав плечами. – Не знаю.

– Нас никогда не били. По крайней мере, меня. В этом плане всё было замечательно, и за это спасибо Пугалу. Попади я в третьесортный бордель или на трассу, то уж точно не разговаривала бы с тобой, – Лиля перевела дыхание и облизнула губы. – Нет. Зачем портить товар? Кто захочет меня, если под глазом у меня будет бланш? Нет. Они делали совершенно другое. Сажали на наркоту. И тогда тебя просто почти буквально проворачивали через мясорубку. Без отдыха, без перерыва выдаивали всё, выжимали всё до последней капли, пока человек не превращался в конченое существо, больше напоминающее кусок мяса. Я… я видела это своими глазами. Когда девушка за дозу готова была сама отрезать себе пальцы.

Я сдержала рвотный позыв и прикрыла рот рукой.

– Они ломали психологически. У них было миллион способов удержать человека на месте.

– Что удерживало тебя?

– Сестра. Они, конечно, могли забрать её и так. Но… Время шло, а угроза так и оставалась угрозой. Желания проверять это у меня не было. Я верила, что они способны на это. А ещё… желание выжить. Я почему-то до последнего верила, что вырваться из этого ада возможно. – Лиля горько усмехнулась. – На самом деле вера и надежда – самые чудовищные и мерзкие чувства.

– Почему?

– Они не дают сделать тебе решительный шаг. И ты сам же продлеваешь свои страдания. Я провела у француза почти четыре года. Представляешь? Если выражаться человеческим языком, то там через два года уходят на пенсию.

– На пенсию?

– Угу. Вперёд ногами.

– Почему ты так долго продержалась? – я внимательно посмотрела на Лилю. Она не выглядела бой-бабой или кремнём. Да и не скажешь, что у неё был такой стальной стержень. Я бы даже сказала, что она очень мягкая. Пусть воли и решительности, смелости ей не занимать.

– Цель и… боль.

– Боль? – я непонимающе переспросила, желая понять, что она имеет ввиду.

– Боль.

Лиля замолкла, и несколько минут мы ехали в полной тишине.

– Как это?

– Что?

– Как боль может помочь? Честно, я не понимаю.

Неожиданно Лиля вытащила тонкую, зубчатую заколку из волос и со всей силы ткнула её в мою ладонь.

Заорав от боли, я дёрнулась и чуть не ударила девушку в ответ. На руке выступила достаточно большая капля крови. Ранка получилась немаленькая.

– Ты что творишь?

– Ничего. Ты просто почувствовала сейчас боль. Так?

– Так! Я не бесчувственный чурбан! Ещё ты показала, что кровь во мне ещё есть. Что, несомненно, радует. Но тыкать этой фигнёй меня больше не надо! Я не тупая и так бы поняла.

– Вот теперь ответь мне, что ты чувствуешь ещё? Кроме боли.

Слизнув кровь с руки, я прислушалась к себе. Ничего. Совсем ничего. И этого поразило меня до глубины души.

– Нет больше страха, нет голода, нет усталости. Ты взбодрилась и обозлилась. Предельная концентрация. Ты думаешь только об этой небольшой царапине. В данный момент для тебя больше ничего не существует. Ты забыла, что я похитила тебя. Ты забыла о Сергее. Забыла обо всём. Всё твоё сознание свелось только к этой маленькой царапине. Ведь так?

– Да, – я хрипло ответила ей, всё ещё не веря в происходящее.

– Я это заметила совершенно случайно. Когда клиент попался несдержанный.

– Ты же говорила, что вас не били.

– Француз и его люди – да, клиенты – нет. За порчу товара они доплачивали. Некоторые готовы были заплатить в десять раз больше, лишь бы поразвлечься на славу, – Лиля брезгливо передёрнулась. – В доме Лилий были и свободные девушки, те, что просто зарабатывали таким образом. Они имели ряд привилегий. Например, отказать клиенту. Тогда он выбирал из таких, как я. Спустя два года из невольных осталась только я и Жанна. Но она была опытной, зрелой женщиной. Француз её берёг. Тогда под раздачу попадала я. С одной стороны, это было хорошо, быстрее выплачивался долг, с другой… Раз за разом я проходила круги ада. Они ведь не за обычным сексом приходили. Был один, который обожал кусаться. Француз его очень не любил: один раз этот клиент откусил девушке мочку уха в порыве страсти. Он, конечно, всё компенсировал. Но факт остаётся фактом. У него были деньги. Много денег. И он готов был заплатить практически любую сумму. Вот француз и подсунул ему меня.

– Ты не знала, что он такой?

– Нет. На тот момент не знала. Я даже предположить не могла… Когда он привязывал меня к кровати, я спокойно отнеслась к этому. Привычная вещь. А вот когда он укусил меня… Этому извращенцу мало было кусать, ему нравились крики. Но изображать боль и страдания было бесполезно. Он мигом чувствовал любую фальшь и сразу приходил в состояние бешенства. Вот тогда-то я и почувствовала это в первый раз. Пожалуй, самое прекрасное чувство за все годы. Когда у тебя есть силы и возможность забыться. Когда после всего этого меня оставили в покое на целых три дня. Представляешь? Когда обо мне начинали хоть как-то заботиться, и моё пребывание в том проклятом доме становилось более человеческим. Эта связь закрепилась почти мгновенно: боль – отдых. Именно после таких клиентов обо мне вспоминали по-настоящему. И это касалось всего: еды, лекарств, сна. Очень быстро я начала сама проситься к таким клиентам. Постепенно я дошла до того состояния, когда мне начало казаться нормальным, когда боль становится проявлением любви и заботы. Если бы я тогда знала, на какой скользкий и опасный путь становлюсь, как это изменит меня, то, может, и задумалась бы. Но тогда это казалось мне единственным спасением.