Анна Владимирова - По праву зверя

– Пошли, – кивнули мне на выход.

Я бросил последний взгляд на девушку, только тут понимая – даже имени ее не знаю. А она сидела, вжавшись в стенку, и дрожала.

Просто не будет.

Никому.

Когда двери захлопнулись, меня затрясло сильней. Чертова болезнь играла на нестабильных нервах привычную партию, подчиняя. Показалось, что все это время она боялась его – зверя, который был рядом, который…

– Ч-ч-черт, – выругалась сквозь стиснутые зубы, заставила себя отодраться от стенки и дотащиться до ванной. Я так и залезла под горячую воду в простыни – не могла разжать руку, которая судорожно сжимала узел на груди.

Стоя под душем, я все ждала, что накроет, размажет от осознания – меня просто подложили этому монстру! А что ждала? Человеческого отношения? Я зло засадила в плитку кулаком, разбивая костяшки в кровь. Вся спина и задница саднили и горели, на шее пульсировал воспаленной раной укус, и разбирало от ярости. Может я и пожалею себя, но позже. Не умираю, как пророчил Зверь – и то отлично!

Нацепив на себя форму, участливо приготовленную на стуле, я выползла из каюты капитана. По пути попадался персонал – механики, охранники… все как обычно. Но сегодня казалось, что на меня все смотрят, как на падаль. Новости на корабле, пусть и не маленьком, разносятся быстро. А тут еще такая!

Когда я оказалась перед дверью в медбокс, щеки уже пылали от злости. Закрыв за собой двери, я вытащила антисептики, содрала комбез до талии и попыталась обрабатывать царапины, до которых могла добраться, но особо не преуспевала. Боялась смотреть в зеркало, на шее, должно быть, набухла гематома, потому что зверь не брезговал освежать рану все утро, или что он там с ней делал. Вроде не болело, но кожа горела слабым теплом, обозначая воспаление. Нужно будет выпить антибиотик, уколоть обезболивающее, обработать…

– Хайди…

Я вздрогнула и повернула голову к капитану, стоявшему в дверях. Выглядел он откровенно плохо – помято и расстроенно. Только мне было плевать, хоть я и понимала, что он не виноват.

– Дай помогу, – подошел он решительно ко мне и взял из руки тампон. – Прости. – Между лопаток оказалась большая царапина, а я и не чувствовала, пока он не провел по ней. – Я не знал, как тебя спасти.

Чувствовала злость в его голосе и отчаяние.

– Зачем ты взялся за этот груз? – терпела боль от антисептика, морщась.

– Пообещали слишком хорошие деньги, – усмехнулся обреченно. Не стал юлить, но, вероятно, они уже были не нужны такой ценой. – Что он с тобой… делал?

– То, ради чего отдали, – пожала плечами.

– Я хочу знать, как ты! – обхватил за плечи.

– А как я могу быть?

– Не дури, – развернул к себе и заглянул в глаза. – Ты могла умереть!

– Не скажу, что лучше бы умерла. – Мне было удивительно легко его добивать. А вот он уходил в еще большее отчаяние. – Я не буду резать себе вены, если ты об этом. Со мной все нормально.

Морган вдруг сцапал и притянул к себе, сжимая в руках:

– Это я виноват, – выдавил жалко в висок. Я только раздраженно поморщилась, высвободилась и принялась натягивать комбез.

– Ты взрослый, решай проблемы по мере необходимости.

– Проблема в том, что ты будешь теперь спать с ним, – тихо сообщил он. – Бенжи говорит, по-другому никак. Иначе получим бешеного неуправляемого зверя на корабле и труп в твоем лице.

– Я знаю, Зверь поставил меня в известность, – щурилась я на металлическую стенку. – Ты об этом пришел сказать? Узнать, есть ли у тебя гарантия спокойствия на ближайшую неделю?

– Хайди… – начал он, но я только мотнула головой:

– Давай закончим, и так тошно.

Я врала. Чувствовала себя на редкость отлично – ни слабости, ни боли. А когда прошла мимо зеркала, подумала – показалось. Вернулась на шаг назад и завороженно уставилась на свое отражение. От шрама почти не осталось следа – поверхность была гладкой, лишь слегка розовой. Но и это не все. От меня было не оторвать взгляда – кожа перестала отливать синевой от бледности, стала чистой, будто мраморной, глаза чуть ли не сияли, а губы разгладились от ошметков сухих чешуек. Морган, который до этого лицезрел меня в полумраке перевязочной, хмурился на мое отражение в зеркале освещенной приемной.

– Ни черта себе, – выдохнул хрипло.

– Ага, вот это регенерация, – сделала вид, что остальные спецэффекты меня мало интересуют. – Что там еще Бенжи говорит?

– Можешь поговорить с ним, – рад был угодить кэп.

Может, и стоило этим попользоваться. Как назло, жить захотелось аж до зубовного скрежета. Если вчера я еще пребывала в какой-то отрешенной апатии, то сегодня уже все это меня не устраивало. А значит – надо было запасаться информацией.

– Дарджел, – и я снова шлепнул друга по щеке. – Проснись! – Он, наконец, заворочался и замычал, тряся головой. – Дарджел. – Поднял его и попытался усадить, но он снова свалился на кровать. – Твою мать, какого черта ты жрешь столько снотворного?!

Он долго моргал и болезненно хмурился на свет, явно не осознавая, где он.

– Я вижу во сне Рами, – прохрипел. – И Тоя…

Я стиснул зубы и шумно выдохнул:

– Держись, увидишь их – обещаю, – процедил.

В груди грызла пустота, теперь обостренная жаждой. Я скучал по девчонке, будто знал ее всю жизнь. Ненависть к тюремщикам вспарывала мышцы при каждом звуке голосов людей. Казалось, я не выдержу этого сопротивления, и у меня физически порвутся сухожилия от сдерживаемой ярости. Но было не время…

– Я устал, Блейк, прости, – с трудом выровнялся Дарджел и запрокинул голову.

– Не прощу, – и я залепил ему пощечину с такой силой, что у него голова мотнулась в сторону. – Ты нужен Рами! Приходи в себя! Возвращайся ко мне! – И снова не поскупился на замах. – Ты мне нужен!

Наконец, он рыкнул и вскинул руки, отпихивая меня в грудь:

– Твою мать! Отвали!

– Вот и отлично.

Я сделал шаг назад, оценивая результат. На щеке наливался краснотой след от ладони. Он нахмурился и протер лицо.

– Прости.

– Не надо у меня просить прощения, ты о своих думай и прекращай жрать снотворное! – Я схватил со столика пачку и вышвырнул через прутья. Таблетки с шелестом разлетелись по коридору. Вся эта атмосфера тюрьмы бесила! – Чтобы я больше не видел, понял?!

– Какого тут происходит?! – оцарапало нервы от скрипучего визга охранника.

– Иди куда шел, – огрызнулся я, но, в отличие от меня, охране заняться было нечем.

– Ты, шавка безродная, – остановился мужик напротив, но я продолжал стоять к нему спиной. – А ну повернулся! – А я думал, какую октаву он возьмет, когда я оторву ему руку. – Ты оглох?!

– Нет, но скоро, если будешь так орать, – сообщил ровным голосом.