Диана Хант - Небо на троих… и два дракона в подарок!

Что ж. Даже любопытно.

Теперь, когда брат так не по-детски увлечён, ни одна сила в мире не помешает Дауру Адингтону завладеть той тёмненькой девчонкой…

Миледи Ингури Майер с факультета Телепатии…

Что ж. Можно даже не сомневаться, что Даур Адингтон использует все свои связи, всё влияние, хотя вообще-то он принципиально не пользовался никогда статусом императорского наследника… пусть это займёт какое угодно время, но… она будет принадлежать ему. Вся. Целиком. Такая красивая, хрупкая и нежная, и вместе с тем такая гордая, неприступная, дикая! – и когда он только успел разглядеть её под призмой страха и желанием сбежать?

Словно встретил кого-то, кого знал раньше . И хорошо знал. Слишком… хорошо.

Он будет ждать, сколько понадобится. Ухаживать за ней. Добиваться.

Она того стоит.

Ни Даур, ни Арнэй даже не подозревали, что оба едут в одно и то же место по одному и тому же делу.

Ингури

За сутки до настоящих событий, особняк Майер, провинция Тель-Флёр

С утра ничто не предвещало беды.

Семейный завтрак протекал на удивление мирно.

Близняшки, вопреки своему обыкновению, переходному возрасту и непрестанному науськиванию мачехи, не пытались меня задирать. Заливались тархе по уши – лопать пирожки и булочки под носом у Юлианы не рисковали, мачеха держит своих дочерей в чёрном теле, точнее, в «тонком и звонком». Она искренне убеждена, что у Лизетты и Жоржетты склонность к полноте, и, если разрешить им беспрепятственно поглощать сдобу, эти бледные, даже прозрачные моли разожрутся до размеров слонопотамов, и, соответственно, не сумеют выгодно выйти замуж. Так что двойняшки цедили по шестой пиале, бросали привычно-голодные взгляды на блюдо с пирожными и поглядывали в мою сторону с каким-то несвойственным прежде сестричкам, немного виноватым интересом. Даже не вздыхали завистливо, когда я расчленяла десертной вилкой корзиночку с брусникой – мне-то поедание сладостей не возбранялось. И не потому, что Юлиана претворяла в жизнь коварный план раскормить падчерицу до размеров слонопотамьей фермы, а просто пламя фениксов сжигает всё лишнее. К зависти сестёр, и, конечно, самой мачехи.

Младшенькие же и вовсе не поднимали глаз от тарелок, увлечённо размазывали по дну кашу и остатки яиц пашот, безжалостно замазывая забавные рожицы сказочных существ на дне своих тарелок. Демонстрировали всем своим видом, что вроде как наелись. Дождавшись величественного кивка мачехи, мелочь повскакивала со своих мест и с улюлюканьем унеслась из столовой.

Настроение сразу поднялось. Завтрак близится к концу, а значит, все мы терпим последние минуты. Скоро и меня «амнистируют».

Вымученные каникулы в отчем доме, хвала Прапламени, подошли к концу. Вещи – с вечера ещё – собраны и упакованы в клетчатый чемодан на колёсиках. Сразу после завтрака и «родительского благословения» Сванхальдор отвезёт меня на вокзал. Вообще в обязанности мажордома это не входит, но Сванхальдор – единственный человек в этом доме, который на правах старого и преданного слуги, почти члена семьи не боится в открытую проявлять симпатию к старшей, нелюбимой дочери барона. Даже сёстры с братьями меня дичатся, и не только потому, что не хотят злить мачеху. Просто фениксы среди людей – редкость. Нас можно встретить лишь в Парящих долинах, где люди ещё большая диковинка, чем фениксы на земле, а совсем стариков – в резервациях.

Опыт прошлых лет подсказывает, что как только поезд тронется, – а это уже через два часа, – сразу станет легче дышать. И пока доеду до академии, «родной очаг» успеет превратиться в воспоминание. И до следующих каникул о старшей дочери здесь не вспомнят.

– Ингури, милая, – елейным голоском пропела мачеха, стоило мне вытереть губы салфеткой и, скомкав, положить её на остатки безвременно почившей корзиночки. В поезде пирожков куплю, здесь под взглядом этой змеюки и кусок в горло не лезет. Весь завтрак на меня пялится, словно букашки по щеке ползают. И душно становится от её взгляда, как перед грозой бывает. – Нам с отцом нужно серьёзно с тобой поговорить.

За мои двадцать лет с хвостиком Юлиана обращалась ко мне вот так, напрямую… по пальцам можно пересчитать, сколько раз. И никогда ещё это ничем хорошим для меня не заканчивалось.

Вот и сейчас, вникая ангельскому голоску баронессы, а также глядя, как встали «ушки на макушке» у близняшек, которые лишь ниже склонились над тарелками, а значит, знают или хотя бы подозревают, что именно от меня понадобилось мачехе, я поняла: плохо моё дело. Юлианино внимание всегда какой-то подставой пахнет.

Лицо удалось сохранить исключительно мыслью о том, что долго этот «серьёзный разговор» не продлится. Поезд отходит через два часа, а значит… надо просто делать хорошую мину. Это всё скоро закончится.

– Конечно, матушка, – хлопнув ресницами, я подняла взгляд на Юлиану. – Я вас внимательно слушаю.

Мачеха заправила белокурый локон за острое ушко, сверкнув рубином с вензелем баронессы на безымянном пальце и посмотрела на меня с деланой заботой. От фальши в её улыбке свело скулы.

Вот как можно быть настолько очаровательной и настолько же лживой, к тому же ещё и первостатейной стервой? В детстве я чуть не сломала себе мозг, пытаясь постичь эту загадку. Жена моего отца прекрасна красотой ангела, красотой Мадонны, и даже больше – чудно̀ проявившаяся спустя неизвестно сколько поколений альвийская кровь превратила каждую черту дочери торговца живым товаром в произведение искусства. Общее же впечатление от мачехи и вовсе ослепительное. Так что отца, потерявшего голову от юной дочери работорговца, которую он случайно (случайно ли?) встретил на набережной, встречая корабль с рейса, я не виню. Даже понимаю. От Юлианы сложно не потерять голову, а уж когда она сама стремится тебя обаять, и вовсе невозможно.

– Девочки, – Юлиана сверкнула глазами на старших дочерей. – Разве учитель не ждёт вас в классной комнате?

– Да, матушка, – близняшки синхронно вспорхнули из-за стола. Всё-таки рабовладельческие корни в Юлиане чувствуются. Дрессировка у неё получается мастерски. Филигранно. Впору поучиться.

Присев перед родителями в книксене и пожелав хорошего дня, Лизетта вдруг обернулась ко мне и проговорила торопливо:

– До свидания, Ингури. Хорошей дороги.

Не поднимая глаз, она поспешно последовала за сестрой.

А я поняла, что моя догадка верная – разговор предстоит в крайней степени неприятный.

Но об истинных размерах грядущей катастрофы я тогда и не догадывалась.

Подчиняясь взгляду мачехи, заговорил барон.

Отец степенно огладил бороду, поправил пенсне. Если не знать его так хорошо, как я, можно подумать, что барон готовится сообщить какое-то важное решение. Своё решение. Но я-то знаю, что ни слова не услышу сейчас от него самого. Лишь мысли, что вложил в голову барона Майер белокурый ангел с бульдожьей хваткой и безупречными манерами.