Елена Безрукова - Некровный брат

– Понял, – буркнул я, скорее, чтобы отвязаться.

– Точно понял? А если я твой байк продам – так понятнее будет?

– Байк? – навострил я уши. – Ты не будешь трогать мой байк!

Папа встал с кровати, упрямо глядя на меня.

– Буду. Я его купил – я его и продам. Всё в твоих руках, сын. Выбирай: или байк, или склоки с женщинами этого дома.

Это удар под дых. Что угодно, только не байк…

– Я не замечал, что ты такой вырос, – продолжил он, после того как я ничего не ответил, лишь поджал губы. – Наверное, и вправду, слишком много работал. Почему ты всё измеряешь деньгами? Очнись, это не главное. Мужчина должен зарабатывать, а женщине это необязательно. Не говори так, будто Тая и Лиза какие-то отбросы. Таисия честно работала и содержала и себя, и дочку. Это достойно уважения. Думаешь, это легко? Отец Лизы их бросил, ты ведь знаешь. Никто не застрахован от этого. Если тебе довелось родиться в достатке и полной семье, то Лизавете повезло куда меньше. Пожалей хотя бы её. Да, она не нашего круга. Она простая девчонка, но она привыкнет скоро и вольётся в твой мир. Ладно, хватит душеспасительных бесед. Спать ложись, поздно уже. Рад, что ты вернулся. И… помни про байк.

Отец вышел из комнаты.

– Не нужна она мне в «моём мире», – пробурчал вслед отцу.

Даже не знаю, почему разговор о дочери Таисии меня так злит. Потому что папа так нежно о ней говорит? Или что-то ещё?

Чёрт бы побрал эту “бедную Лизу”! Пожалейте все её.

Чучело.

Мне не хочется ругаться с отцом. Но ведь он меня тоже не слышал, когда я был против его женитьбы на этой… нищенке из трущоб.

После полуночи не выдержал – пошёл копошиться в холодильнике. Вытащил деликатесы для бутербродов и стал сооружать сэндвичи. Плохо, конечно, нарушать режим питания спортсмену, да ещё и сухомяткой, но есть очень уж хотелось. Только сунул в рот кусок колбасы, как зажегся яркий верхний свет.

– Так и знала, что найду тебя здесь, – услышал за спиной и обернулся.

Лиза с косой на плече и в лёгком домашнем платье с Гуфи. Гуфи? Бл…дь, как из детского сада сбежала. Не выдержал – прыснул со смеху, глядя на неё, чуть колбасой не подавился.

– Что смешного? – спросила она, скрестив руки на груди.

– А вот… – сглотнул еду. – Ты когда этот балахон прекрасный покупала, там Микки Маусов уже разобрали, и ты взяла с Гуфи?

За этим мешком для картошки, что надет на ней, даже неясно, какая у неё фигура. Впрочем, мне плевать. Зачем бы мне это знать? Наверняка, там даже ничего не выросло ещё, судя по детскому лицу.

– Мне нравится Гуфи, – ответила она просто, веря в то, что здесь совершенно ничего особенного нет – любить в семнадцать нарисованную собаку. – Речь не о платье. Голодный, да?

– Странный вопрос, – изогнул я бровь. – Непонятно?

– Потому что надо было не выделываться, а есть ужин, приготовленный мамой. Тогда бы сейчас не пришлось давиться бутербродами.

А смотрит как, с вызовом. Так у неё, оказывается, есть зубки? Молочные, скорее всего, и скоро выпадать начнут, но всё же – кусается.

– Слушай ты, Гуфи. Топай спать, детское время давно кончилось, – кинул ей и отвернулся.

Она начинала меня раздражать. Лиза не собиралась уходить. Так и смотрела, подняв брови, на меня. Вот настырная.

– Ну что? – резко спросил, вперив недобрый взгляд в неё. – Дай поесть спокойно.

– Отстань от моей мамы.

Бросил сэндвич и встал со стула, сократив расстояние между нами за пару шагов. Возвысился над ней, глядя в огромные голубые глаза, которые расширились ещё сильнее. Какая малявка – еле до плеча мне достаёт. Точно как с ребёнком рядом стою. Лиза инстинктивно сделала шаг от меня.

– Не указывай мне. Я и тебя достану, поняла?

– Но почему? – искренне удивилась она. – Чем я тебе насолила?

– Просто ты – чучело, и мне стыдно с такой идти в Академию. Вали спать и не вздумай больше приставать ко мне.

Лиза нервно сглотнула. В глазах заблестели слёзы, которые она стойко сморгнула. Затем развернулась и пошла к себе. Наверное, больше сдерживать обиду ей не удалось, она решила закончить наш словесный поединок и поплакать в подушку уже у себя в комнате. Что ж, девчонки часто льют слёзы из-за меня, так что не привыкать – меньше пописает.

Она ушла, а у меня поперёк горла встал этот недоеденный бутерброд. Психанул и выбросил его в ведро, погасил свет и ушёл ни с чем спать.

Завтра мой первый учебный день в супер-Академии. Кирилл вовсе не занимался сборами – бегал на тренировки и по друзьям все три дня, пока я перекладывала стопки новых тетрадей и ручек.

Я очень люблю различного рода письменные принадлежности и просто обожаю новые тетради и книги – свежая бумага пахнет для меня просто умопомрачительно. Для меня огромное удовольствие открыть новую тетрадь, взять в руки новую гелевую ручку и что-нибудь нарисовать. У меня есть целые блокноты, изрисованные моими мыслями. Я обожаю рисовать и собираюсь поступать учиться на дизайнера. Скоро помимо академии у меня по субботам ещё будут курсы подготовки.

На застеклённом и утеплённом балконе моей мансарды Павел Сергеевич сделал для меня маленькую мастерскую художника. Там даже полы с подогревом, и можно зимой босиком ходить. Балкон огромный, почти как обычная комната. На подиуме стоял мольберт, а к нему прислонены пачки замечательной и очень дорогой бумаги для акварели и холст для масла. Красками я тоже очень люблю писать, и у меня довольно неплохо получается. Некоторые работы мама развесила по дому, которые Кирилл любезно окрестил «каля-маля», остальные хранит в отдельной папке, мечтая, что когда-нибудь я стану знаменитым художником.

Рядом с подиумом стоял небольшой шкаф с различными красками, баночками, кистями и примочками для радостей художника. Напротив мольберта установили небольшой мягкий диванчик, лицом к окну – чтобы можно было отдохнуть от работы и просто полюбоваться закатом в огромное до пола панорамное окно. Оно выходило на лес, и можно было не стесняясь сидеть на этом балкончике хоть в трусах – никто не увидит.

Моя комната для меня – моё убежище и моё сокровище. Я очень благодарна Павлу Сергеевичу от всей души. А Кирилл… Когда-нибудь он прекратит. В каком-то смысле я понимаю его. Ревность к отцу из-за меня – Павел так хорошо обо мне говорит, даже ставит в пример: вот, мол, Лиза молодец, сидит, перебирает тетрадки, а ты носишься на своём байке по посёлку. Я бы тоже, пожалуй, обиделась. Мне нравится брать в руки новую бумагу, а Кириллу – нет. Разве мы обязаны быть одинаковыми и любить одно и то же? А я байков боюсь и никогда не каталась на них, что ж теперь, меня за это тоже упрекать, что я трусиха?

Мне кажется, что когда отчим так делает – его сын ненавидит меня ещё сильнее. Но может быть, когда-нибудь он привыкнет ко мне? Очень на это надеюсь, потому что его выпады, всегда неожиданные и бьющие в цель, словно бросок кобры. Придётся запасаться терпением, хотя, признаться, я не особенно сильная духом… Но выбора у меня нет.