Константин Фрес - Испанец

– М-м-м, помогло, – пробормотал он, сверкая озорными глазами, замечая, что девушка рассердилась. – Так и знал, что жалость вам не нужна. А вот если разозлить, то вы придете в себя намного скорее.

Марина вспыхнула до корней волос и… отвернулась, чтобы не наговорить гадостей этому испанскому хлыщу. Тот поцокал языком:

– Какой ужасный, очень ужасный характер, – так же весело произнес он. – Вы не умеете шутить. Совсем. Все русские такие суровые?

– Русские вовсе не суровые, – грубо буркнула Марина. – Просто вы смеетесь надо мной.

– Я? Смеюсь? Да вовсе нет!

****

Припарковавшись у приемного отделения больницы, Эдуардо без лишних слов и ненужных объяснений обошел автомобиль, открыл дверцу и снова поднял девушку на руки. Когда он потревожил ее ушибленную ногу, Марина болезненно айкнула, и он поддержал ее, произнеся «ай-ай-ай» несколько раз, словно это ему было больно. От этого неприкрытого озорства Марина рассмеялась, все еще охая от боли.

– Такая храбрая девушка, – произнес Эдуардо, бережно прижимая Марину к себе и чуть сильнее, чем того требовала ситуация, сжимая пальцы на ее бедре, – такая терпеливая… неужто еще немного не потерпит?

– Вы теперь все время будете носить меня на руках? – сварливо поинтересовалась Марина, краснея от неловкости и смущения, и Эдуардо, сделав очень серьезное лицо, ответил:

– Конечно, пока вы сами не сможете передвигаться. Ведь это моя вина – то, что вы ранены. Обнимите меня за шею, так будет удобнее. Да, так. Отлично!

На щеках его играли обаятельные ямочки, в глазах отражалось солнце, он озорно улыбался, внимательно разглядывая лицо девушки, и чуть покачивал ее на руках, словно не в больницу Марину привез, а на какой-то праздник. От близости его сильного, горячего тела Марина буквально задохнулась от смущения, да еще и эти его бессовестные руки… Марина могла поклясться, что он ее поглаживает и внимательно наблюдает за ее реакций. Его сильная ладонь, лежащая у нее на бедре, словно жгла ее, и Марина мысленно молилась всем богам, чтобы это путешествие у него на руках скорее кончилось – и чтобы оно никогда не кончалось!

«Полозкова, ради бога! Не обольщайся, Полозкова! – думала Марина, утыкаясь носом в плечо Эдуардо, старясь скрыть свою смущенную улыбку от людей, идущих навстречу. Она видела – медсестры, встречающиеся им на пути, застывали в удивлении, а потом, опомнившись, принимались так отчаянно строить глазки Эду, что Марине было просто неловко присутствовать при этих откровенных заигрываниях. – Он просто хвастается своей силой, испанский фанфарон! Повадился таскать меня на руках… Небось ждет, когда я начну им восхищаться и восторженно охать. Богатого папы сын, слащавый мажор… привык к тому, что все им восторгаются и хвалят его за один факт существования, – сердито думала Марина, позволив себе совсем немного расслабиться и прижаться к плечу мужчины, вдыхая аромат его парфюма, покуда он нес ее по больничным коридорам. – Вот и в моем лице он видит всего лишь еще одного зрителя, который должен восхищаться его великолепием… только б не показать ему этот восторг, которого он так упорно добивается! Только не обольщайся, Полозкова, не будь еще большей дурой, чем ты есть!»

В кабинете врача их встретил очень респектабельный, пожилой сеньор, кажется, очень хорошо знакомый с де Авалосом-младшим. По тому, как он спешно поднялся со своего места из-за стола и поприветствовал Эдуардо, Марина подумала, что это как минимум семейный врач. На Марину, постанывающую от боли, он посмотрел с некоторым удивлением, а затем перевел вопросительный взгляд на молодого человека.

– Это очень хороший врач, – доверительно втолковывал Эдуардо, снимая с Марины пальто, словно желая пожалеть и успокоить девушку, закусившую от боли губу. – Он мне много раз помогал, у него золотые руки. Так ведь, доктор?

– Конечно, сеньор Эдуардо, так и есть… О, какая прелестная сеньорита, – ворковал эскулап, покуда Эдуардо уложил Марину на кушетку и аккуратно – и весьма умело, – расстегивал на ее ногах сапоги. – Ну, что за слезы? Что случилось?

– Автомобильная катастрофа, сеньор Фернандес, – пояснил Эду. – Я сбил эту девушку.

Врач внимательно глянул на ногу Марины поверх очков – Эду весьма бесцеремонно, почти по-хозяйски приподнял ее юбку, демонстрируя врачу расползающийся по коже девушки синяк, – и удивленно крякнул.

– Вот как, – произнес он удивленно. – Эду, вы засмотрелись на эту красотку? Другой причины, по которой вы ее сбили, я не вижу.

– Это я виновата, доктор, – глотая слезы, произнесла Марина. Доктор снова удивленно крякнул:

– Тurista? – удивленно произнес он. – Ах, какая досада, наша страна вовсе не так должна была вас встретить, какая же досадная неприятность! Ну-ка, сеньор, оставьте нас с сеньоритой, я осмотрю ее. Клянусь небесами: я приложу все силы, чтобы уже завтра она танцевала!

Эду послушно вышел и прикрыл за собой двери, а доктор склонился над Мариной.

– Вы позволите? – он приподнял юбку, обнаружив кружевную резинку чулок. – Да, ушиб серьезный. Отек… Так больно? А так? Да, вероятно, перелома нет, просто ушиб… но надо, конечно, сделать рентген. Попытаетесь встать и пересесть в это кресло, пожалуйста? Или позвать Эду?

– Нет, нет, благодарю, – лихорадочно натягивая юбку на коленки, произнесла Марина, спуская ноги на пол. – Я сама… не нужно звать сеньора де Авалоса.

– Отлично, – похвалил врач. – Какая храбрая девушка… и терпеливая… Совсем как Эду. Обопритесь об меня, осторожнее!

«Неужто Эду отважно пьет микстурку из ложечки, – ядовито подумала Марина, усаживаясь в кресло. – Действительно, храбрый парень!»

– Ну, поехали?

Доктор раскрыл двери и вывез ее в коридор. Краем глаза Марина увидела Эду – тот стоял, окруженный молодыми – и не очень, – медсестрами, ослепительно улыбаясь и раздавая автографы. Девицы в восторге едва не визжали от счастья. Эду не выглядел смущенным или растерянным, напротив – казалось, ему такое внимание не в первой, он привык к нему. Это показалось Марине как минимум странно. Да, де Авалос, конечно, звучная фамилия, но Марина не слышала прежде, что у знатных сеньоров принято было брать автографы.

«Все равно, что у нашего чиновника какого-то крупного или у депутата», – с удивлением подумала она, разглядывая флиртующего Эду. В ее душе вспыхнуло что-то этакое колкое, неприятное, неведомое раньше… Даже по отношению к Игорю Марина ревности не испытывала – хотя бы потому, что никого рядом она не видела. А вот Эду притягивал внимание как магнит; мало того – он, кажется, и о Марине позабыл, буквально таки растаяв от всеобщего внимания и обожания. Он буквально купался во всеобщей любви, улыбался налево и направо, небрежно ставя черным фломастером автографы на… фотографиях?! У его поклонниц что, есть его фото?!