Валерий Столыпин - Не буди лихо

Настил был художественно заплёван шелухой семечек, разномастными окурками и окроплён помётом многочисленного семейства пернатых, прижившихся в густой кроне.

На этом пятачке сгрудились в ожидании утренних автобусов будущие пассажиры.

Антон как положено в этих краях поздоровался, занял очередь.

Пассажирам, купившим билеты первыми, достанутся сидячие места – это ощутимый бонус: остальные поедут стоя, что очень не просто на районных дорогах, если направления следования транспорта можно назвать дорогой в принципе.

Асфальт, да и то в чудовищном состоянии, клочками присутствовал только в самом посёлке, далее начиналась грунтовка, испещрённая вкраплениями ям глубиной в высоту колеса: то ещё родео.

Автобуса ещё нужно дождаться, а пока можно в полной мере насладиться колоритным местным острословием, каким талантливо наделён на суровом севере каждый.

Антон закурил, предложил папироски и рядом стоящим мужичкам, которые не стали отказываться от возможности затянуться халявным дымом.

Этим простым действием юноша освободил себя от необходимости начинать разговор первым.

Широколицый щербатый дядька с бесцветными глазами и недельной рыжей щетиной постучал деловито папироску о корявый с чёрной каймой огромный расплющенный ноготь, ловко пережал кончик гильзы в двух местах, смачно сплюнул себе под ноги и забросил готовую к употреблению цигарку в угол беззубого рта, жестом показывая необходимость прикурить.

Зажжённая спичка как прежде пачка папирос пошла по кругу, дав начало неспешной беседе обо всём и ни о чём.

Антон кивал, словно разговор и ему грел душу, а сам водил взглядом по сторонам, пропуская суть беседы мимо ушей.

Под деревом отдыхали, свернувшись клубком, три одномастных дворняжки, вздрагивая время от времени от тревожных впечатлений сонного мира.

Выжили бедолаги, натерпелись за суровую северную зиму.

Природа просыпается. Мыши зашевелились. Если и не покормит кто сердобольный, можно намышковать на обед за ночь. Дворовые псы не особо привередливы.

Небо помалу светлело. Ветер уже не подвывал, а повизгивал, заставляя всё же временами скрипеть и мотаться из стороны в сторону огромные ветви старых деревьев.

Через площадь перебежала светлая кошка, озираясь по сторонам: что-то отыскала съедобное, тут же начав завтракать. Откуда ни возьмись, прилетели три огромных вороны.

С гортанными криками агрессоры начали наступление на добытчицу с разных фронтов. Нападали по очереди, щипали сильными клювами.

Это их территория. Они как завзятые рэкетиры держат её под неусыпным контролем.

Бедолага сделала несколько воинственных бросков, заверещала в сердцах и сдалась, оставив злодеям скудную добычу.

Не повезло. Однако и она пережила свою зиму, значит, наработала бесценный опыт добычи съестного: нелегко выживать, но она справится.

Разговор затих, перейдя в вялую стадию. Курево закончилось. С дерева на настил плюхнулась оторвавшаяся ветка, больно стегнув нескольких пассажиров.

С места вдруг сорвались дворняжки, поскакав к подходящей со стороны улицы грузной, ярко одетой и чрезмерно накрашенной даме. Они яростно приветствовали тётку хвостовыми моторчиками, сопровождая до дверей станции, обозначив тем самым её привилегированное положение.

Дама, недовольно сопя, грузно проследовала до дверей сарая, рассекая толпу огромного размера колышущимся в такт шагам сдобным телом. Оно, тело, одышливо пыхтя, прижало широкой грудью к стене бездонную сумку, порылось в её непроглядной глубине, ворча недовольно под нос, отыскало связку ключей и отворило дверь.

Втиснувшись бочком, тело развернулось к пассажирам лицом и смерило хмурым взглядом. Затем последовала возня с усиленным сопением и на пороге появилась фигура в застиранном широченном халате с метлой-голиком.

Тётка размашисто заработала нехитрым инструментом прямо по ногам будущих пассажиров, сгребая мусор за пределы настила, не переставая недовольно порыкивать, глядя себе под ноги.

Народ молчал, отступая и сторонясь – видно посчитали, что та в своём праве.

Подметя настил, дама смачно хлопнула дверью, закрыла её изнутри на щеколду и скрылась.

Надолго.

Очередь зашепталась, но никто не решился обсуждать непонятное явление вслух.

Через некоторое время, превысившее означенное в табличке, висящей на стене, минут на пятнадцать, дверь отворилась. Тело, по утиному кренясь из стороны в сторону, проследовало в помещение билетной кассы, откуда дразняще запахло кофе и копчёной колбасой.

Вскоре Антон вышел из кассы, победно держа билет с сидячим местом. Невиданная удача – можно будет дремать до нужной остановки.

К автостанции уже подтягивались одинаковые как близнецы: обшарпанные, местами побитые, ржавые громыхающие ПАЗики, наполняя свежий утренний воздух удушливым выхлопом плохо отрегулированных двигателей.

Небывалое счастье, позволяющее изменить вертикальное положение тела на сидячее, причём сухое и тёплое.

За рулём автобуса был знакомый водитель. Договориться, чтобы разбудил на нужной остановке, не составило труда.

Антон уселся на боковое сиденье – спереди у двигателя: это место самое тёплое. Устроился и моментально заснул.

Юноша брёл бесцельно по цветущей разнотравьем солнечной поляне, воздух которой был пропитан манящими ароматами влажных утренних испарений цветов, деревьев, тепла, трав.

Ему захотелось танцевать, двигаться, хоть как-то выразить восторг состоянию эйфории, чем он и занялся немедленно.

Антона нисколько не смущало глуповато придурочное поведение: вот оно, ощущение безмерного счастья, пусть и недолгого, но распирающего изнутри.

В каждой клеточке мозга звучала негромкая ритмичная мелодия, передающая дальше желание двигаться и жить.

Вот он и жил, позволяя телу извиваться в нелепом, но радостном танце, дающем силу, подогретую естественным мужским желанием близости, которой у него не случалось…

Да никогда не случалось. Вот!

Жуткая, просто невыносимо сильная эрекция настигла Антона внезапно посреди бешеного танца.

Он упал в изнеможении в траву, ожидая мгновенного оргазма, но на краю поляны появилась хрупкая, вся в сиянии сказочно светящегося закатного света светящаяся фигура прекрасной девочки, одетой в лёгкое коротенькое платье, а под ней, словно в воде, отражалось небо.

Девушка грациозно ступала, танцуя, кружась, почти не касаясь ногами земли и удаляясь, а ещё манила его зовущим движением рук.

Лица было не разглядеть, но дива представлялась прекрасной и лёгкой, настолько, что юноша готов был лететь за ней хоть на край света.

Однако ноги не желали выполнять приказы безвольного тела.