Дарьяна Калнаускене - Дневник разведчицы

Рожала я в районной больнице, и всё было обычным, как тысячи лет до этого. Кронас принял малыша спокойно, я не прочла в его лице ни восторга, ни умиления. Но надо было знать этого человека, чтобы понять, каким гордым и счастливым он был в те дни. В мягких осторожных движениях его мощных рук, в тихих замедленных фразах я ощущала, как в суровом мужчине проснулась теплота и любовь, хоть он это и старался скрыть. Первого шага нашего Никаса он не увидел, потому что был в отъезде. Зато мы с моей средней сестрой насмотрелись на старания малыша вдоволь. Я вела его за ручки, а потом посреди комнаты вдруг отпустила. Личико Никаса стало удивлённым, затем обиженным, а потом он протянул ко мне ручки и пошёл, беспорядочно перебирая ножками. Упасть я ему не дала, подхватив свое золото на лету.

О том, что Кронас гуляет с другими, мне стали говорить подруги: "авторитетный дядька с деньгами. Ясно, что бабы к нему липнут". Я отшучивалась, но когда приезжал, стала тщательно проверять и обнюхивать его вещи. Один раз показалось, что рубашка и вправду пахнет духами. А может, это был тройной одеколон. Я ничего ему не сказала. Зато Кронас меня не ревновал, даже когда был пьяный. Я и сама, когда родила, была не прочь с ним выпить, но наши разговоры всегда были мирными, как тот майский день.

А потом его накрыла ревность. Глупец! Началось с того, что он, как всегда, уехал. Но если у тебя молодая жена, то надо подумать, стоит ли так часто разъезжать. Рано или поздно это надоедает любой женщине, особенно если она младше тебя на 20 лет. В тот вечер подруги позвали посидеть: к Симоне приехал фраер из столицы. Я оставила сыночка с сестрой и пошла. Фраеру было лет под 30, в пиджачке и галстуке, сын милицейского начальника. Симона пригласила нас, чтобы хвастаться. Она и сама уже училась в Сильвине на библиотекаря, так что мы были созваны, чтобы созерцать чужой успех.

Имя её парня я уже забыла, но помню, что с порога посмотрела на него подчеркнуто равнодушно, даже с лёгким презрением. Он же в ответ взглянул вопросительно. Еще с нами была, помнится, Янина со своим деревенским ухажером, её соседка с парнем, а я очутилась без пары. Впрочем, какая пара может быть у замужней женщины? На столе стояли огурчики в банке, кислая капуста, а Симона вдобавок жарила курицу, постоянно выскакивая на кухню. Водки было много.

Среди тостов, разговоров и курятины глазки симониного парня то и дело пробегали по мне. Невзначай, случайно, как лёгкий ветерок. Они были то любопытными, то приветливыми, но на празднике молодого пьянства становились всё более развязными. Я и сама то и дело постреливала взглядом в его сторону, но выходило это случайно, а не потому, что он мне понравился. Ничего особого в нём не было, кроме его столичного папы. Так мы переглядывались пару часов, и поверьте, никакого продолжения я не ждала и не хотела.

Сортир был на улице, и кто-нибудь периодически бегал во двор. Я тоже выскочила. На дворе стояла непроглядная темень, уши обжигал мороз, и всё надо было делать по-спортивному. А когда спешила обратно, в темноте кто-то схватил меня за плечо. Схватил резко и властно, и я сама не поняла, почему через секунду ощутила пьяное и горячее мужское дыхание у своих губ. Происходящее казалось нереальным, как в кино про шизофрению. Почему я не дала ему по лицу? Почему не заорала, не вырвалась? Наверное, не хотела портить вечер остальным. Не знаю. Я могла поднять жуткий скандал, но меня парализовало, будто кролика перед коброй, и я до сих пор не могу этого объяснить. Я почувствовала себя насмерть испуганным трехлётним ребенком, попавшим в тёмный зал без окон и не знающим выхода.

Симонин парень жадно впился в мои губы, закрыв своим телом. На меня будто обрушилась ледяная волна слабости, и эта слабость была отвратительной и губительной. Она разлилась во мне словно яд, подло подкашивая ноги и оставляя без движения. Впрочем, это была не совсем я. Это было другое, незнакомое неразумное нечто, вдруг проснувшееся во мне и без спросу заполнившее меня собой. А потом он схватил меня за пальто, наспех накинутое на плечи. Схватил как украденную вещь и властно потащил к навесу, под которым были сложены дрова. Он бесцеремонно и грубо нагнул меня, затем толкнул, заставив опираться на поленницу и, задрав мне одежду, через несколько секунд вошел в меня сзади. Я слегка вскрикнула, тут же сообразив, что надо молчать, потому что нас могут услышать.

Наш неритмичный танец длился пару минут и я поняла, что сегодня фраер не сможет кончить. Улучив момент, я ловко вывернулась, быстро поцеловала его в губы и бросилась обратно в дом, по пути натягивая трусики. В коридоре отдышалась, поправила прическу и платье, и, сделав беззаботное выражение лица, вернулась за стол. Симона, как мне показалось, ничего не заподозрила, потому что все уже были под хорошим градусом. Да я и не была ни в чём виновата. Минут через пять появился фраер. Больше в тот вечер я на него не смотрела. Ну, может быть, пару раз, не больше.

Муж вернулся через день. Сходил в магазин. Помню, как затем вошел в комнату серьёзный и суровый. Но таким он бывал часто. Я как обычно ему улыбнулась, и всё же с этой минуты между нами всё стало иначе. Будто прозрачная холодная пелена отделила его от меня, сделав чужим. Кронас стал молчаливым и насмешливым, а когда я ложилась в кровать, подолгу сидел на кухне, выпивая безумное количество чая. Я лежала в одиночестве, ожидая любви и тепла, но в ответ летели тихие и неприятные постукивания ложки, монотонно мешающей сахар в стакане. И в этих звуках было что-то зловещее, будто кто-то накручивал невидимую пружину, чтобы нас уничтожить. Впрочем, я делала вид, что всё по-прежнему.

Кронас сорвался лишь однажды, когда схватил с плиты вскипевший чайник и замахнулся. Крышка слетела, кипяток ошпарил ему пальцы, и муж злобно швырнул чайник на пол, с грохотом залив пол кипятком. Был симпатичный синенький чайник, а при броске эмаль с краю отбилась. Никас проснулся в люльке и бешено заорал. Огромный волосатый мужчина стоял передо мной и дышал носом, как разъярённый бык, но даже тогда он ничего не произнёс. Ни слова. И эта тишина была страшна. Я стояла и не могла пошевелиться. Я не могла сообразить, что происходит. Но ревность – это болезнь, которая со временем проходит, особенно когда нет доказательств измены.

До сих пор не знаю, кто меня предал. Вряд ли нас с фраером могли видеть из дома, потому что было темно. Может быть, увидел или услышал кто-то в соседнем дворе? Соседи – они всегда и всем лучшие друзья. Или сам парень похвастался кому-то из моих подруг? Или Симона сама всё поняла? А может, она сама натолкнула своего парня на мысль меня трахнуть, чтобы поссорить меня с мужем? В любом случае, моей вины тут не было. Был лишь пьяный распущенный подонок, решивший, что на деревенской пирушке ему всё позволено. А после был донос неизвестного злого человека, решившего из-за зависти разрушить нашу семью.