Нара Андреева - Тили-тили Тесто

Но даже от таких родных людей бывают тайны. И у Стаса она тоже была, и еще какая. Узнай кто об этом, засмеяли бы, как пить дать. Поэтому он и открещивался суевериями, хотя на самом деле суеверным вовсе не был. А с сумкой не хотел расставаться, потому что её подарила Вика на их предпоследний Новый Год.

Стас ещё удивлялся тогда, чего это Вика допытывается, какая должна быть сумка для экипировки, но честно отвечал про объем, сколько хотел бы карманов, какие должны быть лямки. Ему и в голову не могло прийти, что Вика со своей мамой откопали где-то кусок брезента и целый месяц выкраивали детали согласно его пожеланиям. А сейчас именно эта сумка была единственным материальным напоминанием о Вике, не считая жемчужной нитки, которую он спрятал в самом тайном кармашке. И хоть Стас не видел Вику уже четыре года, он ни на секунду не забывал её. Он пытался, старался даже. Заводил отношения с девушками: иногда очень быстрые, иногда более длительные. Навещая родителей, ни разу не зашел к ней, хотя временами ноги сами несли к знакомому дому. Он действительно старался исключить из жизни всё, что связано с Викой, всё кроме этой сумки. Даже попросил маму убрать все Викины фотографии из его комнаты и ни разу не спросил где они. Ему это было и не надо. Улыбчивое личико Вики всегда представало перед ним, стоило закрыть глаза. Но сегодня её улыбка почему-то была очень грустной, а в глазах стояли слёзы.

– Атас, мужики! Полкан идет! – громко прошипел кто-то.

Парни махом стихли, напустив на себя меланхоличный вид. Хотя получилось не у всех: Леха с Киром как раз оттачивали мастерство боя на мокрых полотенцах и предстали пред светлые очи главного тренера в чём мать родила.

– Вот скажите мне, олухи, – тренер осмотрел всех со скептической улыбкой, – если я – Полкан, вы тогда кто? Полканята? Или Полкалушки?

– Мы подполканы, Виктр Василич, – басом отрапортовал Вовка, вызывая смешки у ребят.

– Ну-ну… – тренер поморщился, хотя по его глазам было понятно – он находится в отменном настроении. – Хрен с вами, празднуйте сегодня, но без излишеств. Через две недели у нас финны… Их тоже надо приложить.

– Приложим, не сомневайтесь, – за всех ответил капитан. – Вон Косу на них напустим… и кирдык!

Тренер взглянул на Стаса и помрачнел:

– Косогоров, а ну-ка выйди. Поговорить надо.

– Надеюсь, хвалить будете? – полюбопытствовал Витька. – Ругать-то вроде не за что.

– Ругать всегда есть за что, – отозвался тренер. – И, вообще, не лезь, тебя наш разговор не касается…

***

– Тёть Лен, вы как? Может, чайку сделать?

– Нет, Викуся, ничего не надо. Присядь со мной, отдохни, а то весь день бегаешь.

Вика глубоко вздохнула и присела на табуреточку. "Только не реви, – приказала она себе. – Тёте Лене и так фигово, и твои слёзы ей уж точно не нужны".

Сегодня схоронили дядю Виталика, мужа тети Лены. О его смерти Вика узнала случайно, трясясь в переполненном троллейбусе, когда ехала в институт. Она, как обычно, полудремала на галерке, уцепившись за поручень, как вдруг услышала речь двух женщин:

– Слыхала, профессор Косогоров помер! Прям на работе, говорят, за сердце схватился и упал. Инфаркт.

– Да что ты! Вот горе, так горе. Какой человек был золотой, а какой врач!. .

– Да уж, беда. Ему ведь лет-то едва за пятьдесят было, совсем молодой… Сегодня хоронить будут…

Дальше Вика не слушала. Словно ужаленная она бросилась пробираться через толпу, вызывая гневные замечания и оскорбления:

– Куда прёшь, ненормальная…

– Поаккуратнее, девушка…

– Сдурела, что ли! Все ноги мне отдавила…

Будучи по жизни очень вежливой, в этот раз Вика изменила своим принципам. В ответ она шипела, ругалась на всех, пока, наконец, не добралась до двери. Как раз вовремя: троллейбус остановился, и Вика вылетела в мрачное октябрьское утро.

Она толком не помнила, как добралась до квартиры Косогоровых, не помнила, как зашла. В памяти отсталость только черное от горя лицо тёти Лены. Та сидела на диване у гроба покойного супруга, не обращая внимания на людей, которые что-то ей говорили, пожимая руку.

Не сдерживая слез, Вика бросилась к женщине, обняла её, расцеловала, шепча слова сожаления и призывая крепиться. Тётя Лена некоторое время молчала, никак не реагируя, но потом, обняв Вику, всхлипнула:

– Дочка, как хорошо, что ты пришла. Как будто Стасик приехал. Вы для меня всегда были одним целым…

– А что же… Стаса нет? Он не приехал? – удивилась Вика.

– Нет, милая, – горько вздохнула тётя Лена, вытирая слёзы платочком. – Я звонила в клуб, просила передать, что отец… – женщина запнулась, – отец… Но Стас сейчас в Стокгольме. Игра у него будет вечером… Не знаю… – она замолчала, с болью посмотрев на Вику.

– Ну, что поделать, – Вика попыталась оправдать Стаса. – Он человек подневольный, армеец. Значит, не сказали или не отпустили. Ничего… Я с вами, я вам помогу.

В течение всего дня: пока собирались люди, пока были на кладбище, пока поминали, Вика старательно окружила Тетю Лену заботой. Та с благодарностью принимала её помощь, приговаривая, если бы не Вика, она бы сейчас совсем растерялась.

И было от чего теряться. Виталия Семеновича Косогорова в городе уважали. Ценили как очень хорошего гинеколога. Он подарил многим женщинам возможность стать матерями, был человеком порядочным и добрым. Кроме того, был далек от карьеризма. Несмотря на то, что ездил по научным конференциям по всем странам мира, так и остался работать в городской больнице, отклонив все приглашения из столицы.

Так что, чуть ли не полгорода пришли проводить его в последний путь. Люди искреннее сожалели об уходе такого человека, сетуя на несправедливость судьбы. Вика принимала людей, рассаживала, предлагала чай, несколько раз бегала в магазин за хлебом, нарезала бутерброды…

Так весь день. Последними ушли коллеги дяди Виталика, напоследок вручив тёте Лене конверт:

– Вот, Елена Петровна, мы тут скинулись, – мягко проговорил высокий усатый мужчина, которого звали Вениамином Павловичем, кажется. – Траты-то у тебя сегодня большие были. Надеемся хоть так помочь. Ты крепись, тяжело, я знаю, сам жену схоронил. Но живым жить…

– Давайте, всё-таки, чайку, тёть Лен? Я же видела, вы весь день ничего не кушали, нельзя так, – тихонько спросила Вика, наблюдая, как женщина уже несколько минут сидит на кухне замерев, будто статуя, и молча смотрит в окно, сжав в руках полученный от коллег конверт.

– Да не смогу я, Викуся, ни пить, ни есть сегодня не смогу. Не волнуйся, я врач, не пропаду, – она грустно улыбнулась. – Спасибо тебе, дочка. Спасибо, что пришла и поддержала. Ты же мне как родная… Сама-то попей чаю, весь день же суетилась, вон бледная какая. Может, приляжешь? Тебе поспать бы надо.