Анастасия Полянина - Роман с Алисой. Любовь и совет. Или нет?

Когда Ромка с Марусей вернулись домой, я первым делом испепелила его взглядом. Он посмотрел на меня виновато.

– Прости меня, Лисичка, – сказал он мне на ухо и оставил легкий поцелуй на щеке, – Где мама?

– У «себя» в комнате! – процедила я сквозь зубы и принялась помогать Марусе раздеваться.

– Веселье начинается… – выговорил мой муж сокрушенно.

Свекровь не заставила себя долго ждать. Она с важным видом вышла в прихожую.

– Привет, мам, – сказал Ромка. Она только кивнула сыну.

– Алла? – спросила пораженно Маруся, обратив на нее внимание.

– Bonsoir 2 2 Добрый вечер (фр.) , Мари, – совершенно безэмоционально ответила свекровь своей старшей внучке. Ни тебе теплых слов, ни крепких объятий… Господи, если свекровь так уничижительно смотрела на собственного сына, на что можно было надеяться нам, девочкам?!

И да, Аллочка категорически запретила называть ее бабушкой. К тому же, сама она обращалась ко всем на французский манер. За исключением меня. Меня она вообще редко называла по имени.

Маруся схватила меня за руку и посмотрела на меня таким взглядом, словно умоляла о спасении. Я вяло улыбнулась ей, мол, я все понимаю и сама не в восторге.

Спасла нас всех от этого напряженного положения Катюша своим требовательным писком. Мы с Ромой одновременно сорвались с места, чтобы подойти к ней. Но я остановила его рукой и посмотрела на него очень выразительно.

– Не беспокойся, милый. Я подойду к ней, – сказала я.

Муж тяжело выдохнул и качнул головой.

– Маруся, поздороваешься с сестренкой? – эти слова уже были обращены к старшей дочери. Она радостно выпучила глаза и сама потащила меня в нужном направлении, лишь бы больше не находиться в одном помещении со своей «ласковой» бабушкой.

– Слишком мало соли, – сделала свое замечание Аллочка во время ужина, попробовав на вкус приготовленный мной по самым французским традициям картофель, ха-ха.

Я посмотрела на нее исподлобья и сказала спокойно:

– Солонка на столе, Алла Геннадьевна.

Мне захотелось засыпать ей соль в глаза.

Свекровь ухмыльнулась. Ромка рядом со мной напрягся – это было понятно по тому, как он тяжко вздохнул. Он уже хотел было открыть рот, чтобы что-то сказать, но его опередила Маруся:

– Мама, очень вкусно!

Я улыбнулась ей и подмигнула.

– Мари, почему ты называешь ее мамой? – не преминула вставить свои пять копеек Аллочка.

Дочь удивленно на нее посмотрела, потом перевела растерянный взгляд на нас с Ромой.

– Потому что она ее мама, – наконец подал голос муж. Он был нахмурен.

– Она не ее мама. Это известно всем за этим столом, – стояла на своем Аллочка.

Я почувствовала, как во мне начинает разгораться огонь злобы. Ромка взял мою руку под столом и сжал ее, тем самым оказывая мне поддержку.

– Иногда не обязательно рожать ребенка, чтобы любить его как родного, – сказала я, изо всех сил стараясь не поддаваться эмоциям. Пальцы мужа сплелись с моими под столом. Спасибо, родной.

– Она моя мама! Алла, ты злая! – не выдержала Маруся. Она бросила на свою бабушку ожесточенный взгляд. А потом резко начала задыхаться в приступе астмы. Рома соскочил со своего места и бросился к шкафу – за ингалятором.

Он ввел его в открытый рот дочери, и она задышала самостоятельно. Сидевшая рядом бабушка даже пальцем не пошевелила.

– Мама, это уже слишком! У Маруси не было приступов уже почти полгода! Мы почти добились ремиссии! – зло высказал муж.

Свекровь только хмыкнула. Ух, кажется, мне понадобится успокоительное…

Ромка ласково посмотрел на нашу старшую дочь, погладил ее по плечу и вернулся на свое место, рядом со мной. Пока он обходил стол, то потрепал по головке Катюшу, которая все это время сосредоточенно слюнявила баранку. Малышка захихикала. Ну вот же оно, мое успокоительное!

– Надеюсь, по поводу кровного родства с Катериной у вас нет сомнений, Алла Геннадьевна? – язвительно спросила я.

Она посмотрела на меня, приподняв свои идеальные брови.

– Насчет твоего с ней родства у меня нет никаких сомнений. А что касается Романа… Она совершенно на него не похожа.

Я часто и нервно задышала, подбирая слова для ответа и сверля взглядом Аллочку.

– Мама, хватит! Ты переходишь всякие границы! – голос моего мужа был очень раздраженным.

На несколько секунд повисло тягостное молчание. Пока…

– Ма-ма… – услышала я рядом с собой.

Мои глаза чуть не выпали из орбит. Я посмотрела на Ромку – он также был ошеломлен.

– Ты тоже это слышал? – тихонько спросила я у него. Мой голос дрожал.

Муж медленно кивнул. А потом мы одновременно повскакивали со своих стульев и бросились к Катюше.

– Детка, что ты сказала? Повтори, пожалуйста! – обратилась я к Катерине. Мои глаза уже щипало от подступающих слез. Это было ее первое слово!

– Эй, принцесса! Ну-ка давай, еще разок! – это уже сказал Ромка. На его лице сияла улыбка.

Младшая дочь смотрела на нас удивленно и непонимающе.

– Ма-ма… – снова сказала она и потянула ко мне свои ручки.

Я тут же вытащила дочь из ее детского стульчика и заключила в свои объятья. Ромка обнял нас обеих. Он по очереди поцеловал нас в наши рыжие волосы.

По всей видимости, Маруся почувствовала себя обделенной вниманием и присоединилась к нашим семейным обнимашкам. Это был момент идиллии. Пока его не нарушило колкое замечание свекрови:

– Oh mon dieu 3 3 О, Господи (фр.) … Столько шума из-за слова из четырех букв…

– Алиса Александровна… Я готов вымаливать ваше прощение, – пропыхтел Ромка мне в ухо. Он прижался ко мне сзади под одеялом и жадно ощупывал меня.

– Роман Евгеньевич, я вовсе не настроена сейчас, – пробубнила я в ответ и отняла его руки от своего тела.

– Может, сбросим настройки до заводских? – не унимался муж. Он просунул руки под футболку и уже поглаживал подушечками пальцев мои соски.

– Прекрати… – сказала я, сдерживая стон удовольствия.

– Еще чуть-чуть и прекращу…

Рома опустил руку и забрался ко мне в трусики. На этот раз стон все-таки предательски сорвался с моих губ.

– Хотя… Может, стоит попробовать… – томно прошептала я и развернулась к мужу.

Он сверкнул глазами и отбросил одеяло. Рома снял с меня трусики, и в одно ловкое движение его голова оказалось между моих раздвинутых ног. Я закрыла глаза и попыталась отдаться моменту. Во мне буйствовало возбуждение. Но оно было не сексуального характера. Это была тихая ярость.

– Почему твоя мать так меня ненавидит?

Муж оторвался от ласк и посмотрел на меня недоуменно.

– Хочешь поговорить об этом прямо сейчас? – спросил он, нахмурившись.

Я ничего не ответила, а просто глубоко вздохнула.

Ромка все понял и переместился. Он прилег рядом со мной и заботливо укрыл нас одеялом.