Александр Ачеев - Чёрный Рыцарь

– По крайней мере, я использую свой. Подашь иск за нарушение прав человека.

– Я что-то услышал о судебном процессе? – Ронан бросается на Эйдена сзади в братских объятиях, от которых тот пытается вырваться.

Однако Ронан похож на осьминога – кто никогда не отпускает свою жертву.

– Член Найта подаст в суд в поисках своих яиц.

Выражение лица Эйдена остается нейтральным, когда он это говорит.

Я прищуриваюсь, глядя на него, когда Ронан смеется, а затем застывает.

– Но почему они делают это? Подожди секунду, mon ami – друг мой . Тебе что-нибудь передала одна из девушек? Я же говорил надевать защиту.

Эйден ухмыляется.

– Ох, уверен, что он соблюдал все правила безопасности.

– Отвали, Кинг.

– Что? Что только что произошло? – Ронан переводит взгляд с меня на Эйдена. – Вы снова что-то от меня скрываете, не так ли? Клянусь, я подам иск за пренебрежение в верховный суд дружбы.

– Этого не существует, – говорю я.

– Дружбы? – Эйден оглядывается по сторонам. – Кого?

Как будто кто-то нажал на кнопки Ронана, он начинает длинный монолог о том, что его всегда оставляют в неведении и что мы провоцируем его проблемы с отказом – ту же самую речь, которую он использует, заманивая девушек и заставляя их сосать его член, чтобы «расслабить его». Девушки всегда влюбляются в то уязвимое действие, которое он так хорошо выполняет.

Из нас четверых Ронан получает больше всех кисок, но не самых лучших, потому что он как гребаный автобус. Приглашаются все желающие.

Кроме того, он прекрасно справляется с небрежными секундами, третями или даже сотыми долями.

Говорил же, он гребаный автобус.

Пока он болтает, у меня возникает искушение врезать ему по этому аристократическому носу, которым он так гордится, сломать и смотреть, как из него сочится кровь. Он тоже не смог бы защититься, потому что не знает, как бить, и никогда не участвовал в подпольных боях, как я. Эйден тоже не стал бы его спасать, потому что ему просто все равно.

Две причины останавливают меня от принятия мер. Во-первых, мы в доме отца Эльзы, и наши с Ро отцы убили бы нас обоих за, затеянное дерьмо в доме Итана Стила; он здесь как новый император.

Во-вторых, и самое главное, если я его ударю, причина этого будет ясна как день.

Что бы он ни делал, до меня это не дойдет.

Я уже сформировал вокруг себя толстую броню, и никто не сможет пробиться сквозь нее, даже намеренное противостояние Ронана и его постановочные селфи.

И я знаю, что они инсценированы, потому что, хотя Ронан и ведёт себя, как невежественный мудак, на самом деле он лис. Как думаете, почему он притворяется, что поддерживает девочек? Это его верный путь в их трусики.

И все же я ударяю его в бок сильнее, чем следует.

– Ой! – он сжимает бок в руке. – Какого хрена это было?

– Чтобы заткнуть тебя к чертовой матери. Кстати, что ты здесь делаешь?

– Я постоянно прихожу навестить Элли.

– Эльзу, – скрипит зубами Эйден.

– Элли лучше, la ferme – замолчи , Кинг. – он смотрит на меня сверху вниз. – Что ты здесь делаешь? Слышал, ты привёз мою Кимми.

Внимание Эйдена переключается на меня, как будто он ждет, что я скажу что-то похожее на его слова.

Что она Кимберли, а не Кимми.

И она не принадлежит ему и никогда не будет принадлежать. Ни сейчас, ни, блядь, никогда.

Но я этого не говорю. Я не имею права, блядь, говорить это или что-то даже отдаленно похожее. Кроме того, Ронан похож на собаку, ищущую кость, в тот момент, когда я проявлю реакцию, он вцепится в нее и загрызет меня.

Не в этой жизни, придурок. Пошел ты к черт по-французски.

– Жаль, что это не твое дело. – я ухмыляюсь.

– Вы оба можете сейчас свалить, – огрызается Эйден на лестнице. – Ваше присутствие больше не важно – не то, чтобы оно было когда-то.

Ронан заводит еще один спор о том, что это не место Эйдена, и он не может выгнать нас, затем продолжает напоминать, что он все еще может быть женихом Эльзы, если захочет, из-за соглашений двух отцов и еще чего-то.

Я смутно прислушиваюсь к ним, пока не замечаю фигуру Кимберли, удаляющуюся по коридору. Она нас не видит, а если и слышит, то не показывает этого, сосредоточившись на своей задаче.

Она не может отправиться за Киром, так как для этого ей нужно подняться по лестнице.

Эйден угрожает сломать нос Ронану и его член, если понадобится, и, хотя я бы с удовольствием остался и посмотрел на это шоу, мои ноги уводят меня от них.

Я оставляю своих друзей позади, не сказав ни слова. Они даже не обращают на меня внимания, когда я иду по коридору туда, где исчезла Кимберли.

Единственное, что находится в конце, это гостевая ванная комната. Изнутри доносится звук льющейся воды, но там ничего не моют, так как поток воды не прерывается.

А это значит, что вода используется только для маскировки другого звука.

Я знаю, потому что Кимберли всегда, блядь, так делала, когда плакала в ванной одна после того, как ее мама игнорировала родительские собрания.

Тот факт, что она не воспользовалась ванной в комнате Эльзы, также означает, что она что-то скрывает.

Что, черт возьми, она может скрывать от своей лучшей подруги?

Я толкаю дверь ванной, и она открывается с легким скрипом. Мои ноги бесшумно ступают, когда я закрываю ее за собой и направляюсь внутрь.

То, что я вижу, заставляет меня остановиться. Кран работает, но, как я и ожидал, Кимберли рядом с ним нет.

Ее маленькая фигура находится перед унитазом, а она опорожняет в него свой желудок.

Но не это заставляет меня задуматься о: какого-хрена-ты-должно-быть-разыгрываешь-меня.

Она замолкает, тяжело дыша, засовывает указательный палец в рот, а потом ее снова рвет. Она делает это еще несколько раз, пока ее не начинает тошнить.

Раскаленная ярость охватывает меня при виде ее в таком положении.

Теперь все части головоломки встают на места.

Это из-за, съеденного авокадо. Теперь я знаю, почему она всегда исчезает после обеда, почему я никогда не вижу, чтобы она ела с Кирианом.

Она сказала, что Ронан и Эльза видят ее, но она не могла ошибаться ещё больше.

Она сама себя не видит.

Не так, как я.

Я вижу ее, когда она в беспорядке, когда она притворяется, когда она заставляет себя смеяться и просто быть.

Я вижу ее, даже когда она, блядь, отказывается видеть себя.

Я надеялся, что в тот момент, когда я исчезну отсюда и вообще перестану с ней видеться, все будет кончено, но это намного хуже, чем я изначально думал.

Ни за что на свете я не позволю ей стать невидимой для самой себя. Даже если это будет стоить мне в долгосрочной перспективе.

Ей пришлось, блядь, столкнуть меня с края, и теперь, когда я падаю, я потащу ее за собой.

Я выпрямляюсь и засовываю руку в карман. Когда я говорю, мой голос низкий и смертельно спокойный. Затишье перед смертоносной бурей.