Лана Мейер - Демон внутри меня – 2

– Замерзла, – заботливо, но грустно протянула она. – Я поставлю тебе чай, – кивнула, понимая, почему у нее вечно такой обреченный тон. Она не узнает меня. Чувствует, что я чужая. Никакие объятия не помогут нам снова стать родными. А мы ими были? Я не знаю. Но я уважала Рейчел и по-своему любила ее и папу. Не так, как Мейсона. Даже в половину не так.

Они много натерпелись от него. У мамы проблемы с сердцем, у отца нервные болячки. Но теперь все изменилось.

Когда я вернулась домой, то не узнала в этом мужчине, что сейчас сидит на кухне в рубашке и темных джинсах, своего разгильдяя-братца Мейса. За те два года, что меня не было, он не переставал искать меня. Почему его выпустили из тюрьмы ему не сказали, но когда я пропала и перестала отвечать на звонки, Мейс обо всем догадался. Тюрьма казалось, пошла ему только на пользу. Видимо иногда человеку нужен сильный стресс, чтобы встать на путь истинный. Так и случилось с Мейсоном – он превратился в мужчину из мальчишки, что подрабатывал на заправках, и еще Бог знает где, чтобы купить себе травы или потусить с друзьями.

Мейсон по полной использовал деньги, что достались от Ясина. И купил небольшую автомастерскую. Не знаю, как ему это удалось, но теперь, спустя два с половиной года, таких мастерских у нас несколько. Еще в Квинсе и Бронксе. Можно сказать, мой брат теперь настоящий бизнесмен. И даже наш затхлый домик стал выглядеть более менее прилично. Мейс жил в квартире недалеко и много раз предлагал переехать родителям, но они упорно отказывались принимать его подарок. Они до сих пор не верят, что Мейс изменился, и все его деньги заработаны честным путем.

Не знаю. Думаю, бизнес приносит ему неплохую прибыль, у меня пока нет причин подозревать его в чем-то незаконном. Думаю, Мейсон больше не хочет в тюрьму.

– Привет, детка. Ты чего так запыхалась? Бежала? Я же сказал мне позвонить! Я бы встретил тебя у метро, – смотрю в теплые глаза карего цвета, и чувствую, как мое сердце заплывает теплотой и нежностью. Хотя это его «детка» напрягает меня. Не очень приятно слышать это из уст брата. Мама напряженно хмурит брови.

– Тут пройти три минуты, Мейс, – я обреченно падаю на стул, бросая руки на столешницу. Он тут же берет их в свои.

– Замерзла, – гляжу на Мейсона и невольно горжусь им. Он так изменился. Вместо неотесанных паклей на голове теперь аккуратная стрижка, гладковыбритое лицо. Он стал более холеным, ухоженным. От него пахнет неплохим парфюмом, и я знаю, что некоторые девушки специально ломают свои машины, чтобы лишний раз заехать в его автомастерскую. Конечно, мой брат далеко не Кай Стоунэм. Нет в нем этой чудовищной опасности и породы, в принципе ее и ни у кого нет. Кай единственный и неповторимый. Но его изменения радует меня, и отчасти мне даже кажется, что я не зря «продалась», чтобы спасти брата.

Мы ужинаем в молчаливом напряжении. Каждый наверное думает о своем, я чувствую взгляд Мейсона на себе, хоть и смотрю в тарелку весь вечер. Будто слышу мысли матери, которая наверняка не узнает свою дочь.

И снова погружаюсь глубоко в себя, вспоминая и вспоминая…сама не знаю, что хочу найти в своей душе. Она разбилась на осколки, и каждый осколок я холю и лелею. То протираю до гламурного блеска, то подношу к сердцу, чтобы нанести ему раны воспоминаниями о Кае.

Я не могу иначе. Пока не могу.

Я завела анонимный блог в интернете и начала выкладывать туда нашу с Каем историю. По крайней мере, тяга к письму вернулась.

Многое, что я записывала в дневнике, который Кай подарил мне, теперь оказалось и в моем «горе-романе».

Какие только комментарии я не получала. Все эти девушки думали, что моя книга выдумка и, несмотря на это, обливались слезами, читая все те ужасы, что я перенесла. Критиковали главную героиню моего романа за слабость и за (дословно) «влажность трусов, при виде этого ублюдка», ненавидели и любили Стоунэма за его власть и жестокость.

Не было однозначных мнений. Но они много не знали, чтобы понять ВСЕ. Я описала в блоге все самое эмоциональное и болезненное, оставляя при себе некоторые моменты из наших с Каем вечеров.

Жаловаться мы все любим. А нежность, которую дарил мне порой Кай, я берегла и лелеяла, желая, чтобы эти воспоминания были ТОЛЬКО мои. Они только наши.

Воспоминание вспыхивает, ослепляет мой разум, целиком и полностью перенося мое тело в прошлое. На год назад в чудовищный особняк, в коробку, где я провела столько времени.

– Красивая, моя нежная кошечка, – я лежу на подушках и смотрю на Кая, расположившегося меж моих бедер. Мы оба обнажены. Не только физически, но и духовно.

Это был один из тех вечеров, когда он не связывал меня, не доставал ремень даже когда я просила. А я, представьте себе, просила. Меня заводило и связывание, и ремень, и прочие грубости – мешало только чувство стыда, которое навещало меня после полученных удовольствий.

Мы были просто вместе. Без масок и подручных средств для секса. Нам было достаточно «нас».

– Мяяяу, – сладко протянула я, чувствуя в своем теле отголоски пережитых за ночь оргазмов. Последний он подарил мне, приласкав ртом. Я всегда удивлялась тому, как Кай это делает. Будто для него это награда – вкушать, пробовать меня. Его язык никогда не был груб, может быт, только слегка ненасытен. Но очень чувственен. Я даже от подруг никогда не слышала, чтобы их парни делали это с таким удовольствием. Но с Каем все было иначе. Он мог заставить меня стоять перед ним на коленях, но и сам опускался к моим ногам. Иногда.

– Повтори, – хихикнула, зарывшись рукой в его волосы. Губы Кая нежно заскользили по моему животу, осыпая короткими поцелуями.

– Красивая киса. Ты вкусная девочка, знай это, – он облизнул свои губы, и я выдохнула, иступлено застонав. Я возбуждалась только от одного его вида. – Очень, очень вкусная. Я съем тебя когда-нибудь.

Он начал подниматься ко мне вверх с поцелуями, не пропуская ни единого синяка, что оставил сам. Будто бы извинялся…или я себе это надумала. В любом случае его нежность убивала меня не меньше, чем грубость и доминирование. Даже больше.

– Я перестарался, – он замирает на синяке под ребрами, и я даже слышу в его голосе сожаление. Поднимается к моей груди, ласково обводя языком соски и заставляя их вновь затвердеть. Судорожно выдыхаю. – Такие маленькие. Мои любимые сладкие ягодки.

Я уже не могу сдержать новой порции стонов и прогибаюсь, желая слияния наших горячих тел.

– Съешь меня, – промурлыкала, когда он наконец добрался до моих губ, не оставляя без нежности и замученную шею. – Съешь меня, Кай.

Он плавно скользит по воздуху губами, над моими. Делает вид, что вот-вот набросится с поцелуем, но на деле даже не касается губ. Я тянусь к нему, Кай отстраняется и расплывается в лукавой улыбке.