Екатерина Дибривская - Семьсот километров любви

– Дело уже сделано, Арин, – говорит, пытаясь сохранить серьёзное лицо, но задорная улыбка всё-таки прорывается. – И я был прав, ты нравишься моим детям.

– Ты должен был спросить…

– Чтобы ты сразу отказалась? Чтобы сказала, что это – слишком личное? Я ждал тебя три недели, Арин. Поверь, последнее, чего я хочу, так это потерять целый день в твоей компании из-за сложившейся ситуации.

– Игорь, я же могу больше никогда не приехать! Не стоило впутывать в это детей. – пытаюсь достучаться до него. – Серьёзно. Я и сейчас не должна была приезжать. Просто не смогла удержаться.

– Ты, конечно, можешь и не приезжать, но ведь хочешь совсем не этого. И я хочу. – Игорь упрямо притягивает меня к себе и быстро целует. – Ты, главное, помни, Арин: я буду ждать тебя. А когда мне надоест тебя ждать, я приеду и возьму тебя сам.

– Ты не можешь вторгаться в мою частную жизнь, – слабо сопротивляюсь, чувствуя себя побеждённой.

– Могу, Арин. И буду. Потому что я уже в твоей жизни. А ты – в моей. И никуда нам от этого не деться.

Это весьма сомнительное заявление, но он умеет убеждать. Вероятно, мой рассудок помутился, но я улыбаюсь мужчине, сияя, как новогодняя ёлка.

Безнадёжно. Заведомо провально. Отношения двух незнакомцев. На расстоянии семисот километров. С багажом прошлого. Без перспектив на будущее. Полный провал!

– Будет тяжело, Арин. – Снова читает мои беспокойные мысли мужчина. – Очень тяжело. Невыносимо. Но я просто не могу позволить тебе отказаться от этой затеи. Думай, что хочешь, но я хочу тебя. Тебя, Арин.

Не знаю, почему, но я киваю, безропотно принимая его позицию.

Хотя…

Знаю, но не хочу признавать, даже мысленно. Не хочу называть это чувство на букву «л».

Из гостиницы Арина Сергеевна выходит в джинсовом сарафане, рваной футболке и кедах. В ней снова нет ничего от роковой обольстительницы. Перед нами скорее молодая девчонка, чем мать десятилетнего ребёнка.

Я подхватываю её рюкзак и укладываю в багажнике, помогаю ей разместиться на переднем пассажирском и не могу сдержаться, чтобы не погладить её бедро вдоль короткой джинсовой ткани.

– Ты ошеломительно прекрасна! – шепчу ей в ухо, пробегаюсь языком по мочке и пристёгиваю ремень безопасности.

Она тиха всю дорогу. Я знаю, что ей не нравятся условия, в которые я её поставил. Знаю, что, в большей степени, поступил некрасиво, когда не оставил ей выбора. И знаю, что она права. Но я хочу, чтобы она ошибалась.

Хочу её. Это неизбежно. Знаю свой упёртый характер. Всегда получаю то, чего хочу. Поэтому не оставляю ей выбора. Поэтому беру нахрапом. Сотру все сомнения. Мы справимся. Арина Сергеевна будет моей, потому что хочу я именно её. А она хочет меня. Иначе не вернулась бы. В этом я точно убеждён.

Я неспешно держу маршрут по Приморскому шоссе. Поначалу Арина напряжённо прислушивается к происходящему в салоне, но потом – всё больше смотрит на синеющую гладь залива, периодически появляющуюся с моей стороны, перехватывает мои взгляды и расслабляется. Отпускает тревоги, сковывающие её. И пусть до полного умиротворения далеко, но первый шаг уже сделан.

– Пап, я пить хочу, – подаёт голос Мишка.

– У тебя есть вода.

– Я не могу открыть.

– Попроси Никитоса.

– Он спит, пап.

– Давай, я открою, – говорит Арина, поворачивается и берёт у моего сына бутылку.

Крутит в руках, но крышка не поддаётся. Девушка вздыхает. Какая же она маленькая и хрупкая! Даже со своими растяжками и целлюлитом.

Усмехаюсь, а ведь я так и не обнаружил на её теле ни того, ни другого. Какой невнимательный!

– Что? – сердито спрашивает она. – Я не виновата, что они так припаяли этот пластик!

– Не виновата, – улыбаюсь ей, – сейчас остановимся на заправке, и я открою.

В Приморске Арина долго рассматривает кирху – протестантский храм Марии Магдалены, а ныне – Краеведческий музей. Она томно вздыхает и жмурится от удовольствия.

Мишка ошалело носится вокруг неё, запуская свой пенопластовый самолёт. Иногда они с Ариной перебрасываются фразами и улыбаются, довольные друг другом.

Никита садится в тени дерева и погружается в виртуальный мир, но его взгляд тоже периодически возвращается к этой женщине, которая сумела подобрать ключик к моему двенадцатилетнему сыну, ничего для этого не делая, просто проходя мимо. Пара фраз, не имеющих для меня особого смысла, и он безоговорочно принял Арину.

А сам я наблюдаю за ней и думаю.

Думаю, в частности, о том, как всё странно происходит в этой жизни. Меня абсолютно устраивало размеренное течение моей. Я давно привык жить между двумя городами, периодически навещать мать, детей и Марину, снимать сексуальное напряжение по возможности пару раз в неделю и не страдать всякой хернёй.

И зачем, спрашивается, создавать сложности на пустом месте? Зачем мне нужны отношения, тем более, отношения на расстоянии? И что это будут за отношения? Безумный, горячий и страстный секс?

Она права. Я никогда не знакомил детей с кем бы то ни было. Я никогда не звал Софию на праздники, никогда не сводил две параллели своей жизни в общих точках соприкосновения.

Так почему, спрашивается, я даже на мгновение не задумался, что мне делать с гостьей, которая спала в моей футболке в моей спальне? Она задрожала и забавно сморщила нос, когда я разомкнул объятия и вылез из постели, чтобы ответить на звонок, стараясь не разбудить её. Почему я лишь укутал её в одеяло и даже не задумался о том, чтобы отправить её в гостиницу перед приездом детей?

Что ж, вынужден признать, три недели душевных терзаний и бесконечного потока мыслей о моём неуёмном желании обладать этой женщиной сделали своё дело. Я окончательно свихнулся. Сошёл с ума. Это очевидно.

Потому что я подхожу к сыну, сажаю Мишку на плечи, подхватываю Аринину руку и переплетаю наши пальцы.

– Никитос, идём до Каменного пирса, – кричу старшему сыну и обращаюсь к своей воплотившейся фантазии. – Идём, Арин, тебе там очень понравится.

Веду её по зелёной живописной аллее в сторону залива, прошу Никиту сделать несколько снимков, сам фотографирую своих детей и Арину и чертовски не хочу, чтобы этот день заканчивался.

Для обеда мы, посовещавшись, выбираем уютный итальянский ресторанчик. Пока ждём свои блюда, мой старший сын снова уходит с головой в свою игру. Мы с Ариной сидим рядом, дети – напротив. Ожидая заказ, я поглаживаю под столом её ногу. Пробегаюсь пальцами от колена вверх, замираю на границе джинсовой ткани, медленно возвращаюсь обратно.

Арина игриво смотрит на меня, прикусив нижнюю губу. Мне хочется поцеловать её. Но только я тянусь для осуществления этого правильного желания, как в игре Никитоса раздаётся звоночек, и он отвечает на него.