Фрэнк Харрис - Моя жизнь и любовь

Гораздо позже, когда я уже стал маститым писателем, мне было легко создавать образы юных девиц: достаточно было вернуться к тому периоду собственного подросткового комплекса, чтобы изобразить девичьи душевные терзания.

Если бы я старался изо всех сил, мне потребовался бы год, чтобы описать мою жизнь в английской школе города Р… Признаюсь, в каждой ирландской школе я был счастлив по своему, особенно в Королевской школе в Арме. Различие между школами представлю так.

Когда я шептался во время урока в Ирландии, учитель хмурился и качал головой. Я умолкал, но через десять минут вновь брался за свое, и тогда учитель предостерегающе поднимал палец. И я умолкал. В третий раз он, вероятно, сказал бы:

– Перестань болтать, Харрис, разве ты не видишь, что беспокоишь своего соседа? – Но уже через полчаса он в раздражении кричал: – Если ты еще будешь болтать, мне придется тебя наказать! – Десять минут спустя: – Ты неисправим, Харрис, подойди сюда.

И я должен был стоять у его стола до конца утра. И даже это легкое наказание случалось не чаще двух раз в неделю. Это было лишь поначалу, потом меня наказывали всё реже и реже.

В Англии процедура была совсем иной.

– Новенький болтун: немедленно перепиши вот эти триста строк и помалкивай.

– Пожалуйста, сэр… – начинал было я.

– Возьмите еще двести строк, итого пятьсот, и молчите.

– Но, сэр… – бормотал я.

– Перепишите тысячу строк, и если вы возразите еще раз, я отправлю вас к врачу!

Последнее означало, что меня либо вполне законно поколотят, либо истерзают долгим нудным разговором с начальством о необходимости соблюдать дисциплину.

Английские учителя все до единого не жадничали с наказанием, почему почти каждый день я сидел дома и писал, писал, писал строки, причём не только в дни занятий, но и на каникулах первого года. Тогда отец, подстрекаемый Верноном, пожаловался директору, что частое писание строк портит мой почерк.

После этого меня стали наказывать заучиванием строк наизусть. Строчки быстро вырастали в страницы, и к концу первого полугодия обнаружилось, что благодаря таким наказаниям я знаю всю школьную программу по истории Англии наизусть.

Еще одно увещевание отца, и мне велели учить наизусть Вергилия. К счастью, такое наказание мне приглянулось. История об Энее и Дидоне на «диких морских берегах» стала для меня серией живых картин, которые даже не потускнеют, пока я жив.

Английская школа в течение полутора лет была для меня жестокой тюрьмой с глупыми ежедневными наказаниями. В конце этого времени я получил высокое место благодаря учителю математики; но это уже другая история.

Два или три лучших мальчика моего возраста в Англии были гораздо сильнее в латыни. Они прошли уже половину греческой грамматики, которую я еще даже не начинал изучать. Но в математике я был лучшим во всей младшей школе. Однако из-за моего отставания от английского стандарта в области изучения древних языков, классный руководитель считал меня глупым. Он при всех обзывал меня глупым. В результате, за два с половиной года учебы я так и не выучил ни одного урока латыни или греческого. Правда, благодаря наказаниям я выучил наизусть шедевры Вергилия и Тита Ливия и на втором году обучения легко стал лучшим в своем возрасте по латыни.

У меня была необыкновенная память. Помнится, директор как-то процитировал несколько строк из «Потерянного рая» [30] Поэма великого английского поэта времен революции XVII в. Джона Мильтона (1608–1674). Вторая в триаде величайших поэм западноевропейской литературы наравне с «Божественной комедией» Данте и «Фаустом» Гёте. и напыщенно сообщил нам, что лорд Маколей знает «Потерянный рай» наизусть от начала до конца. Я спросил:

– Это сложно, сэр?

– Когда вы выучите хотя бы половину этой поэмы, – ответил он, подчеркнув голосом слово «лорд», – вы поймёте, какой это труд! Лорд Маколей был гением!

Через неделю, когда директор опять вел урок по литературе, я сказал в конце часа:

– Пожалуйста, сэр, я знаю «Потерянный рай» наизусть.

Он устроил мне настоящий экзамен, а когда я не сбился ни на одном слове, возмущённо оглядел меня с головы до ног. Моя «наглость», как назвали ее старшеклассники, принесла мне несколько тумаков и пинков от мальчиков из шестого класса и много недоброжелателей из других классов.

Вся английская школьная жизнь была сведена для меня к одному слову «fagging» – «скука». В Королевской школе в Арме все тоже сводилось к слову «fagging», но оно было добрым.

Если вы с приятелем намеревались улизнуть на длительную прогулку, достаточно было предупредить об этом кого-нибудь из старшеклассников.

Но в Англии всё было организовано по принципам Радаманта [31] Радамант – в древнегреческой мифологии мудрый царь Крита, сын Зевса и Европы; эталон сурового и непреклонного суждения. В Аиде Радамант стал одним из судей мёртвых. . Дежурный учитель вывешивал на особой доске списки убывших по разрешению руководства, и если кто вовремя не возвращался в школу да еще и пытался хамить после возвращения, тому без снисхождения выдавали дюжину ударов розгами по заднице. Директор делал это с миной отвращения к мерзавцу, но весьма энергично. А потому у меня на попе нередко бывали очень болезненные раны, и я целыми днями не мог сидеть из-за жгучей боли.

С учителями, особенно с молодыми или со слабыми натурами, ученики были чрезвычайно жестокими, преимущественно ради забавы. Летом, например, по воскресеньям мы спали на час дольше. Я был одним из полудюжины младших в большой спальне. Для поддержания порядка администрация назначила в нашу спальню двух старших мальчиков, по одному с каждого края поставленных в один ряд кроватей. На самом деле старшие учили нас разврату, а заодно совращали приглянувшихся им смазливых мальчишек. Если бы матери Англии знали, что происходит в общих спальнях закрытых школ по всей Англии, они разом бы восстали против этих рассадников гомосексуализма – от Итона и Харроу и далее. Если бы у английских отцов хватило ума понять, что в юности пламя сексуального напряжения в их чадах не нуждается в поджигателе, а полыхает само собой, они защитили бы своих сыновей от возмутительного насилия. Но к этому я еще вернусь. Теперь же хочу поговорить о жестокости.

Через все формы жестокости проходили младшие, более слабые и особенно нервные мальчики. Помню, как однажды воскресным утром человек шесть старших мальчиков подтащили одну кровать к стене и загнали под нее семерых младших мальчиков и стали бить палками по любой руке или ноге, которая высовывалась наружу. Один малыш закричал, что не может дышать, и тут же банда мучителей принялась затыкать все отверстия, говоря, что они сделают из него «черную дыру». Вскоре из-под кровати послышались крики и возня, и, наконец, один из младших начал вопить так, что мучители сбежали, опасаясь, что эти вопли услышит дежурный учитель.