Ева Миллс - Ева. Книга 2

– Я могу сделать тебе больно.

Края бездны сомкнулись, дышать нечем. Стоишь на дне и понимаешь – слишком поздно. [14] Колин Маккалоу «Поющие в терновнике»

Я пришла к ним до завтрака.

Несмотря на ранний час, никто не спал.

Подходя к дому, смотрела через огромное стекло кухни – как они сидят за столом, пьют кофе.

Меня заметила Мариза, вскочила, опрокинув стул, влетела мне в руки:

– Мама!

Я обняла ее – ей это было нужно, а сама смотрела на родителей и братьев. На их лицах читалось бесконечное облегчение: пришла. Жива.

– Мама, что с твоими руками?

Я опустила взгляд на свои ладони, как будто впервые заметила:

– Нечаянно уронила стакан и сильно порезалась, когда собирала осколки.

– Больно было? Кровь текла? Покажешь мне?

– Покажу, когда буду делать перевязку. Пойдем за стол, я голодная.

Конечно, я никого не обманула. Не берусь предположить, какие догадки строили мои родные по поводу того, как и с кем я провела прошлую ночь. Будь у них хоть малейшая надежда на то, что из меня можно вытрясти правду – они бы вытрясли, но добиться от меня ответа тогда было все равно что пытаться пальцем ковырять мореный дуб. И они не трогали. Скоро они начнут предпринимать попытки вернуть меня к нормальной жизни: звонить, проводить беседы, вытаскивать на прогулки и в магазины, но сейчас им достаточно того, что я просто есть. И я благодарна им за это.

Я никогда даже в мыслях не возвращалась к ночи с Ником.

Он ушел перед рассветом, в мгновение, когда я ненадолго забылась сном. Мы не обсуждали случившееся ни друг с другом, ни с другими. Ни тогда, ни потом. То, что произошло между нами не было ни любовью, ни страстью, но злостью, борьбой, болью двух смертельно раненых животных. Клубок отчаявшихся, яростных, сплетенных животных. Мои плечи, руки и бедра были в синяках. Как объяснял Ник Лили свою разодранную исцарапанную спину и задницу – я не знаю.

Странно, но хотя технически случившееся было сексом, я никогда не воспринимала это так, и думаю, что и Ник не воспринимал. Как бинты на моих ладонях прятали порезы, так и половой акт с Ником был припаркой, лекарством, скальпелем, вскрывшим нарыв и выпустившим гной из раны.

Я бы не смогла сейчас даже определить запах мужчины – я, которая воспринимала мир через обоняние с тех пор, как себя помню – и это было первым звонком тех перемен, что назревали во мне. Ночь прошла, и я все еще дышала, но со мной было не все в порядке и не будет в порядке еще долго. Мир вокруг сгущался, склеивался до серого душного безопасного кокона, в который я заворачивалась, не желая ощущать цвет, свет, звуки и запахи.

Двадцать первого ноября у меня с задержкой на десять дней начались месячные, и только увидев алое пятно на ластовице трусов, я поняла, как сильно надеялась на то, что могу быть беременна, и как боялась себе в этом признаться. Узнать, что Локи не умер окончательно, что я ношу еще одного его ребенка – я так хотела в этом найти свое спасение! Сейчас я понимаю, что мне повезло: окажись в самом деле в тягости, я бы зациклилась на несчастном дитя, перенесла бы на него всю свою любовь, боль и горечь, отравила бы ему детство и омрачила будущее, но тогда… Тогда это было ударом.

Не в силах выносить сама себя, я вышла из дома, бессмысленно нарезала несколько кругов, не принесших ничего, кроме ощущения тупого отчаяния и, конечно же, оказалась перед магазином. Я не была там с той самой пятницы, как погиб Лукас – ровно неделю назад, запоздало дошло до меня.

Я бросила взгляд через дорогу: зайти к Ронни? Но, по правде мне не хотелось ее видеть. Обе глубоко страдая, мы по-разному переживали свое горе. Её слезы и разговоры о сыне царапали меня так же сильно, как и её – мое каменное молчание. Помедлив, я решила, что навещу свекровь завтра. Наверное.

В помещении было что-то не так. Чувства не сразу догнали мозг, но, когда картинка из образов и осознания наконец сложилась, по позвоночнику пробежал озноб: книги говорили. Шелестя страницами, как стая безумных птиц, они шептали мне что-то бумажной какофонией. В каком-то сумасшедшем озарении я видела весь город, всех людей, которых когда-либо знала, и книги, которые им нужны.

«Так было всегда» – пришло понимание. Просто я стала сильней. Проходя мимо полок, я могла с закрытыми глазами положить руку на корешок и сказать, что вот это «Тонкая работы» Сары Уотерс, и я должна предложить ее Кейт Шелдон, не ценящей свое счастье, а тут у меня «Слепой убийца» Этвуд и в нем уже давно нуждается Хелен, увязшая в выматывающей связи с глубоко женатым Николасом.

Книги предлагали мне выход. Выбрав их, я бы погрузилась в них глубоко-глубоко, получила бы дело, которое давало бы мне силы и отдушину, позволяющую не думать.

Превратилась бы в Голда.

Я подняла его письмо, так и валяющееся скомканным шаром в углу. Не разворачивая, спросила, держа перед глазами:

– С вами ведь было так же, когда умерла Эмили?

Пройдя за прилавок, бережно распрямила лист, держа его исписанной стороной вниз.

Дочитать? Наверняка там что-то важное. Ответ, который я ищу.

Оставив письмо, открыла нижний ящик. Лукас без конца бросал курить – итогом этих прекрасных порывов всегда было то, что через несколько часов он начинал искать сигареты даже посреди глухого леса. Поэтому у него вошло в привычку прятать стратегический запас в каждом доме, где он бывал: дома, у моих родителей, у Ронни, в баре, у меня в магазине. Еще долго я буду находить его тайники в самых неожиданных местах и вздрагивать от колючей боли, но сейчас я полезла за пачкой «Мальборо» намеренно.

Подкурив, втянула запах табака. Мне нравилось, как его аромат смешивался с запахом Локи. Сейчас, сам по себе, дым нес отвращение. Я так никогда и не пробовала курить. Я затянулась, не глубоко, чтобы не закашляться. Во рту стало едко и сухо. Я аккуратно положила сигарету поверх письма Голда, горячий пепел столбиком упал на бумагу, прожигая ровную дыру. «Точно как в моем сердце». Не двигаясь, смотрела, как расползаются края, серея и вспыхивая красным. Скоро на месте волшебных слов тлел маленький ласковый уголек. Я могла затушить его одним движением тряпки. Но не делала этого. Лаковое покрытие стола трескалось от жара, огоньку оно явно нравилось, потому что он стал разгораться, пополз дальше, ниже.

«Так вот как это происходило у Брэдли».

В месте, полном старой бумаги, всегда есть что скормить пламени.

Я взяла книгу из стопки, забытой на конторке. «Вор времени» Пратчетта помог бы украсть Мэри Нолан пару лишних лет. Я положила том возле пульсирующего костерка, он благодарно лизнул жесткие страницы.

«Ангелы и демоны» Брауна никогда уже не направят Келли Робинс в Гарвард;