Ева Миллс - Ева. Книга 2

Не помню, в какой из дней ко мне присоединилась Мариза.

Нежная, веселая, любимая девочка в одночасье потеряла сразу обоих родителей, и ходила потерянная, заброшенная, ни на секунду не расставаясь со своим блокнотом для рисования. Мне стыдно и больно сейчас признавать, что я, которая должна была быть стойкой, совершенно не была для своей дочери опорой. Закрывшись от нее, как закрылась от всего мира, я не могла, не хотела, не нашла для нее нужных слов, поддержки. Я забыла не только себя. Я забыла и ее. «Друзья» – единственное, что помогло нам не потерять друг друга окончательно. Лежа на диване, не разговаривая ни о чем, что выходило бы за рамки того, что происходит на экране, мы тем не менее были рядом, обнимая друг друга, находя силы в тепле друг друга.

Рэн, поначалу пытавшийся вытащить меня из скорлупы, разговорить, рассмешить, в конце концов перестал мучить себя и меня. Прошло много лет с тех пор, и у обоих давно свои жизни, но я до сих пор благодарна ему за то, что он понял меня той зимой. Никогда не забуду, как в один из дней брат, смирившись с тем, что ему не перебороть апатию, накрывшую маленький коттедж, просто подошел к дивану с огромной миской попкорна и сказал:

– А ну-ка, девочки, подвиньтесь. Дайте и мне посмотреть, что это за «Друзья» такие.

И так нас стало трое, и мы просто были.

И так прошел один год, один месяц и семнадцать дней.

Ответственность существует независимо от наших желаний. [18] «Обрекающие на жизнь» Анастасия Парфенова

В день, когда Локи должно было исполниться тридцать шесть, мы с Маризой стояли на кладбище и смотрели на его надгробие. Белые розы на сером камне казались продолжением пейзажа.

Я стояла в распахнутом пальто, не чувствуя мороза. Чувствительные ладони, покраснев от холода, зудели и чесались. Не знаю, чего я ждала. Наверное, мне хотелось какого-то Апокалипсиса, чтобы разверзлись небеса, и крылатый всадник вручил бы письмо. «Хотя ты бы и его, наверное, сожгла» – иногда я жалела, что мой внутренний голос не отвалился вместе с колдовскими способностями.

«Видишь, что ты наделал? Я не справляюсь, я не в порядке, и не надейся!» – мне хотелось плакать, но я могла только ругаться. Подул легкий ветер, как будто смешок Лукаса в ответ на мое ворчание. «Не злись, кучерявая».

Внезапно Мариза, все это время стоявшая чуть поодаль, погруженная, как это уже стало привычным в свои мысли, бросилась ко мне и обняла, стискивая талию так, как могут только дети, причиняя боль, не рассчитывая силу рук. Ни разу за весь этот потерянный год не вела она себя плохо, не стучала ногами, не закатывала истерик, не требовала от меня того, что принадлежало ей по праву: чтобы я была нормальной матерью.

Как будто обухом ударило по голове, и зрение прояснилось.

Стеклянный колпак, так прекрасно прятавший меня, наконец-то треснул и рассыпался.

Ветер ласковыми пальцами погладил меня по щеке и унесся вдаль.

«Ты справишься»

Я прижала к себе ту, которую любила больше всего, и кому была нужна прямо сейчас, и наконец-то вернулась.

– Я знаю, что нам надо делать.

Река в тот год не замерзла. Мы приехали вверх по течению, туда, где Саккараппа [19] водопад падает в Преумскот [20] Река в Уэстбруке . Венок и свечи для Адвента – вся эта традиционная мишура, которую я упорно игнорировала второе Рождество подряд, вдруг пригодилась. Мы зажгли свечи, действуя сообща. Придерживая венок, аккуратно опустили его на поверхность реки. Он слегка осел под воду, но не утонул. Повертевшись вокруг своей оси, прибился к берегу, Мариза легонько подтолкнула его: «Плыви».

И он поплыл.

Мы смотрели, как он исчезал. Долго-долго был на виду, потом превратился в маленькую, мигающую точку и вдруг пропал, и сразу стало холодно и темно. Солнце село.

Никогда больше Новый год не будет для нас праздником, и с наступлением очередного ноября сердце будут тревожно стискивать дурные предчувствия, делая плаксивыми и капризными сверх меры. Но каждый год, 31 декабря, пока мы живы, вместе или порознь, в любом месте, куда нас ни занесет случай, мы будем зажигать свечи и пускать венок по воде. Всегда.

Я прижала Маризу к себе, укутав ее в полы пальто. Мы еще немного постояли, продуваемые вечерним зябким ветром, а потом пошли к машине.

Вместе.

– Ты уверена в своем решении? – в голосе мамы было беспокойство, и она не старалась его скрыть.

– Абсолютно. Мы продаем дом и уезжаем. – я была спокойна. Наконец-то я нашла выход из темноты. До него было еще далеко, но дорога была верной, и я не сомневалась.

– Куда ты потащишь ребенка посреди учебного года? – это папа. Пытается надавить на уязвимые точки, но у меня есть ответы.

– Сначала в Акадию. Локи очень хотел показать мне это место, значит – я его посмотрю. Потом поедем по стране, а к весне я планирую, что мы уже будем в Европе.

Папа побагровел:

– Я имел в виду не это!

– А я – как раз то. Не вы ли хотели, чтобы я наконец-то пришла в себя и начала жить?

– Но ни разу в наших желаниях не звучало, что тебе надо похерить все мосты и сбежать на край света!

– А ты бы рад посадить меня у своей ноги до конца дней!

– Я пытаюсь защитить тебя!

– А я пытаюсь поступать правильно.

– Ты ведешь себя как неразумная дура!

– А ты – как тиран и деспот!

Элена с шумом грохнула ладонями по столу:

– Брейк [21] Брейк – в боксе: команда рефери, предписывающая участникам состязания временно приостановить борьбу и отойти на шаг назад. ! А ну-ка, сдали на шаг назад! Оба, немедленно.

Мы с папой одинаково пыхтели и раздували ноздри, но покорились.

– А теперь, когда мы все успокоились, попробуем еще раз. Ева, я правильно поняла, ты твердо намерена уехать?

Глядя исподлобья, прямо как в детстве, я кивнула:

– Да.

– Планируешь ли ты вернуться?

– Не знаю.

– Не знает она… Джек, теперь ты. Что тебя беспокоит?

Папа взорвался.

– Что меня беспокоит? И ты еще спрашиваешь? Твоя сумасшедшая дочь собралась взять с собой малолетнего ребенка и отправиться хипповать, а ты спокойным голосом говоришь: что тебя беспокоит, Джек? Она ни разу в жизни не выезжала одна дальше Портленда, я не уверен, что она самостоятельно сможет заправить бак бензином, из двух автобусов она всегда сядет в тот, который идет в противоположную сторону, ее всегда водили за ручку…

– Ты первый водил меня за ручку!

– Поэтому я знаю, о чем говорю!

– Остыньте! Вы оба – твердолобые упрямые бараны, одинаковые, что один, что вторая. И если уж выяснять, чья тут она дочь, то не у меня характер как у бешеного быка! А теперь – ты! – Элена круто развернулась в мою сторону: