Валерий Столыпин - За горизонтом заветной мечты. Сборник рассказов

– Как вас зовут?

– Лариса. Веретенникова. В двадцать восьмой квартире живём. Так я пошла?

Лариса переложила свёрток в руки Светланы.

Девушка не побежала, скорее, отползала, оглядываясь, словно опасалась оставить любимое чадо с незнакомкой. Именно это и успокоило.

Ребёнок беззаботно спал. Света проверила.

Девочка чмокала пустышку, потешно морщила носик-пуговку, отчего на душе потеплело.

Она даже оттаивать начала, размечталась, что когда-нибудь и у неё будет ребёночек. Хорошо бы дочка.

– Назову её… конечно Зоя. Случайности в жизни совсем неслучайны, скорее закономерности, но иного порядка, более совершенного.

Позитивные мысли потекли тёплым комфортным потоком, заполняли поры души, выдавливая из них остатки настороженности.

Но ребёнок проснулся, зашёлся криком, выводя из оцепенения. Наваждение отхлынуло.

– Проголодалась, – с умилением подумала Света, неожиданно заметив, что сгущаются сумерки, что мамы до сих пор нет… нет, почти два часа.

– Где же эта мама потеряшка, о чём эта нерадивая пигалица думает?

Догадка занозой вонзилась в мозг. Недаром девчонка была так настойчива.

– Веретенникова Лариса, двадцать восьмая квартира, – всё ещё надеясь на справедливость, шептала Света, на уровне подсознания понимая, что найти беглянку не удастся, что девочку подбросили умышленно, что диалог с кукушкой был спектаклем, провокацией.

Букет противоречивых эмоций раздирал, раздваивал сознание.

С одной стороны ей повезло: воспитанием брошенной малютки можно заполнить пустоту.

С другой, это чужой, возможно проблемный ребёнок. Как его легализовать, на каком основании?

Поразмыслив, Светлана решила не спешить: собрать информацию, поговорить с людьми.

Целую неделю она не ходила на работу, сказавшись больной.

Осмысленное решение далось непросто: Зоя – моя!

Большую часть зарплаты Света тратила на приходящую няню, сама жила впроголодь.

Собирать нужные документы, оформлять фиктивные справки, юлить и подмазывать было непросто. У неё получилось.

Вскоре Светлана числилась матерью одиночкой, а о том, что с Зоенькой не имеет родства – не знал никто на свете.

Она была настоящей мамочкой, отважной наседкой, самоотверженно опекающей растущее дитя, оберегающая её от любых невзгод, отказывая при этом себе почти во всём.

Жили мама с дочкой не хуже прочих: уроки учили, книжки читали, на море отдыхать ездили, откровенничали перед сном.

Одно угнетало – слепая материнская любовь не позволила к самостоятельности девочку приучить, к труду, к ответственности. Но это, считала она, не беда. Самой-то вроде ничего особенно не нужно. Как есть – так и ладно.

Светочка даже умудрилась потихоньку на платное обучение накопить: понимала, что бюджетный вариант Зоя не потянет, баллов не хватит.

Документы на поступление подали в престижный областной институт. Факультет Зоя сама выбрала – юриспруденция.

Света в современных веяниях не смыслила: дочке хорошо, значит, ей тоже.

Деньги на житьё бытьё и продукты привозила в общежитие по два раза за месяц.

Училась Зоя неплохо: зачёты, лабораторные работы, экзамены – всё вовремя сдавала.

Влюблялась как все в этом сладком романтическом возрасте, но себя блюла.

Получила диплом. Удачно нашла работу. Можно выдохнуть: жизнь удалась.

Света было о себе, о любви, о личной жизни задумалась. Сорок лет – не возраст, чтобы крест на себе ставить. Мужчины интерес постоянно проявляют.

Сергей Степанович, вдовец бездетный, начальник непосредственный, не раз с предложением перевести производственные отношения на интимные рельсы подкатывал. Что-то про симпатию, про аппетит, про здоровье и земные радости намекал, уверял, что имеет серьёзные намерения.

– Почему бы нет, – рассуждала Светлана, вспомнившая под влиянием сладких речей о предназначении женственности, о том, что никогда не поздно…

В выходные она медитировала, представляя себя рядом с мужчиной, красочно воспроизводила во внутреннем театре, где была режиссёром и зрителем одновременно, пикантные моменты, о которых давно не вспоминала с ностальгическим наслаждением.

Иллюстрированное путешествие в молодость было приятным, настолько, что Света снова почувствовала желание быть женщиной.

Сергей Степанович нисколько не хуже других. Спокойный, рассудительный, интеллигентный. Стоит попробовать. За погляд, как говорится, денег не берут; бить, тоже не станут.

Дивные мысли прервал нетерпеливый звонок в дверь.

На пороге стояла дочь с грудничком на руках.

– Спишь что ли? Звоню, звоню, – раздражённо буркнула Зоя, – али не рада?

– Чьё дитя?

– Папаша кто, хочешь знать?

– И мамаша тоже.

– Не те вопросы задаёшь, мамочка. Рожала я… а растить… растить, извини, тебе. Мне сейчас никак. Шеф чёрную метку прислал, последнее, так сказать, китайское предупреждение. Или-или. Разве такой судьбы ты мамочка для своей любимицы желала? У тебя опыт, времени вагон… и вообще. Деньги вам присылать буду. Ну…

– Не нукай, не запрягла. Может я замуж собралась. Пожить на старости хочется, к мужскому плечу прислониться. Почему ты такой эгоисткой выросла?

– Ага, мамочка, давай, убей дочурку отказом. Не ты ли меня такой воспитала? Я же ангелочка своего не навсегда привезла, погостить. Налажу карьеру, тогда…

– Да-да, пять минут, всего пять минут. Знаешь, как подобных родительниц называют? Ку-куш-ка. Стыдно должно быть.

– Какие пять минут, мать? Лет пять, не меньше, быстрее не управлюсь. Ты же моя мамочка, Ирочкина бабушка. Мы же семья. Жить будете как в сказочном королевстве. Ты сколько зарабатываешь?

– Тебе ли не знать, сколько?

– Вот! Две такие заплаты высылать буду. Е-же-ме-сяч-но. Ма-а-а… я же люблю вас…

– Нет! Однажды дала слабину, теперь плоды пожинаю.

– О чём ты, ма, какие плоды. Смотри, какая Иришка прелесть: ягода малина с льняными глазками.

Светлана напряжённо вглядывалась в лицо дочери, пыталась отыскать в бессовестных глазах искорку сомнения.

Зою ничто не терзало, не мучило. Она была откровенно уверена, что пансион ребёнка у бабушки – вопрос решённый.

Истерика у Светы началась неожиданно. Слёзы лились водопадом.

Незадачливая бабушка закрылась в ванной, рыдала до тех пор, пока не свело судорогой горло.

Зойка стучала в дверь, требовала отворить, сетовала на то, что опоздает на поезд, потом притихла.

Угнетающие психику мысли до отказа заполнили черепную коробку, внутренняя молотилка взбивала их подобием миксера, пока не перемешала в однородную, совершенно бессмысленную массу.

Голова гудела, раскалывалась от боли, тело предательски дрожало.

В ванной было холодно, неуютно. Что толку сидеть и страдать? Нужно что-то решать.