Рената Окиньская - Развод, сосед и другие приключения

Точнее даже не так – под этой оболочкой скрывается вовсе не тот мужчина ее мечты, которого она себе нарисовала, пребывая в состоянии перманентной эйфории. Его умение доставить ей удовольствие, по глупости было принято ею за умение делать ее счастливой и во всех других сферах жизни.

Ирина снова подошла к окну, прижалась щекой к прохладному стеклу. Улыбнулась грустно и горько. Глупенькой она была. Глупенькой и наивной, хоть и считала тогда себя взрослой, опытной и способной видеть сущность человека с первого взгляда. Эта-то самоуверенность ее и подвела.

Сейчас даже смешно, как можно было страсть, хоть и такую яркую и глубокую, но все же принять за любовь?

Она повернулась к окну спиной, прислонилась к нему лопатками. Жаль ей было этой страсти. Не каждому в жизни дано пережить такой накал эмоций, такой полет души, когда твое тело растворяется в ощущениях, в другом человеке, и от благодарности, от счастья, что с ним может быть так хорошо, сами собой текут слезы…

Ира еще раз, в который уже по счету, прошлась по квартире, осмотрелась, проверила, все ли лежит на своих местах. Внутри все меленько дрожало. Близилось время, когда он придет, и тогда она не должна выдать себя. Он ни о чем не должен догадаться. Последнее время он слишком внимателен к ней.

Последнее время он смотрит на нее холодным взглядом строго, словно она провинившаяся перед ним школьница, оставленная на второй год из-за дремучей неуспеваемости, ни к чему не способная и на что не годная, не могущая понять примитивных вещей. Последнее время на его лице, таком притягательном когда-то то и дело проскальзывает выражение брезгливой высокомерности.

Ира села на кровать, обхватив голову руками. Ну почему все так получилось?! Как получилось, что этот мужчина, такой горячий и страстный, оказался требовательным тираном, которому никогда нельзя угодить?

Виктор-Виктор, что с тобой не так? Почему ты не можешь просто жить и радоваться? Почему, как только на моем пальце оказалось кольцо, а в паспорте – твоя фамилия, ты принялся изводить меня своими бесконечными требованиями, обидами и претензиями? Как получилось, что я, сколько бы ни старалась, так и не смогла стать для тебя хорошей, добиться от тебя признания или элементарной благодарности? Все, что я делала, ты воспринимал, как должное, и все тебе было мало, все тебе было плохо, все не так… Я же старалась, я же так старалась, чтобы ты был счастлив! И чем больше старалась, тем меньше ты меня ценил! Я не слышала от тебя благодарности, но зато ты всегда прекрасно умел обижаться! Стоило мне хоть слово сказать не так, и вот ты уже отворачиваешься, холодный и высокомерный и ждешь, что я буду прыгать, вокруг тебя! И ведь прыгала, же, дура…

Ира легла, раскинула руки. Хватит уже вести это воображаемый диалог! Все уже и вслух сказано, и не раз. И сказано, и выкричано, и выплакано, и даже на бумаге написано, да что толку… и как только его родители смогли воспитать такого самолюбивого обиженку? Видела она их один раз, на свадьбе, близко пообщаться не удалось, но в целом они произвели неплохое впечатление… Мама – нежная и тихая женщина, заботливо хлопотала вокруг строгого и немного отстраненного отца… Может быть, в этом все дело?

Впрочем, все это уже неважно. Она уже «переболела» и бунтами, и обидами, и сомнениями. Свободолюбивый характер взял верх и отказался подчиняться строгим правилам семейного быта, где мужчина был поставлен на высшую ступень. Хотелось равенства, партнерства, чувства локтя… Уважения хотелось! Признания, что мы равные, а не вот этого: «я твой царь и Бог, а ты – низшая ступень эволюции»!

Теперь хочется только свободы. И отделяет ее от этой свободы всего каких-то полчаса. Нет, уже даже двадцать минут.

***

Ира встала, расправила покрывало на постели и пошла в кухню. Открыла окно – сырой воздух тут же заполнил тесное помещение, заставив ее поежиться. Виктор разрешал ей курить только на кухне или на лестнице (последнее сейчас по понятным причинам исключалось), а когда он приходил домой, то хотел, чтобы его встречал запах горячей еды, а не табачного дыма. Поэтому придется немного померзнуть.

Осталось потерпеть совсем чуть-чуть. Ира затушила сигарету под краном, выкинула окурок в мусорное ведро и высунулась из окна, подставив макушку под дождевые капли – просмотрела дорожку, идущую от угла дома через двор – не идет ли Виктор. Дорожка почти вся заросла кустами сирени и жасмина, еще, кажется, так недавно они одуряющее цвели и пахли, а у Иры в душе еще цвела надежда, что все уладится, что обо всем можно договориться, найти общий язык.

Но, лето уже перевалило за середину, начинался август, а надежды в душе засохли и осыпались печальными сухими комочками. Ибо Ирина поняла, что единственный вариант жить с ним – жить на его условиях. Все их разговоры, все выяснения отношений сводились к этому. Он прав, он знает как лучше и поэтому она должна делать так, как он скажет. А если она не понимает по-хорошему – будем по-плохому! И стало совсем невмоготу.

А раз с ним никак – значит надо без него. Все просто, все ясно. И когда неделю назад она приняла решение уйти от него, ей вдруг сразу стало легче дышать. Ей сразу сделалось весело от одной мысли о том, что совсем скоро можно будет жить как удобно, как нравится, как доставляет удовольствие, а не как должно быть по его, Виктора, мнению!

Но не тут-то было! Вик, услышав от нее о решении развестись, потемнел лицом и устроил ей такой скандал, какие ей не снились и в лучшие годы. Он ее просто морально задавил. В словесных перепалках он всегда ее переигрывал, а тут просто-таки раскатал в блин, в легкую доказав ей, какая она неблагодарная, ленивая, распущенная, неухоженная и непутевая дрянь и дуреха. Без него она пропадет, такая ленивая и глупая баба никому и даром не нужна, и только такая жестокая и самовлюбленная гадина, как она могла захотеть так поступить с любящим ее до глубины души мужчиной.

Ирина, хоть и закаленная в таких боях, однако половину ночи проревела на раскладном кресле (они уже несколько недель спали отдельно), а потом успокоилась, взяла себя в руки и, четко и последовательно в пух и прах разбила каждый его аргумент. Правда не вслух, про себя и лишь для собственного успокоения, зная, что вздумай то же самое проговорить ему, как он камня на камне не оставит от всех ее доводов. У нее никогда не хватало слов против него. Муж в это время преспокойно спал с чувством превосходно выполненного долга. Слезы жены его никак не трогали.

Ирине казалось порой, что он в принципе не способен любить никого кроме себя. Испытывать страсть, привязанность, нежность – это да, но лишь в той степени, которая не будет мешать воспринимать себя как центр вселенной.