Анна Штогрина - Мелодия одержимости

– Для начала, разминка, – скомандовала я. Принесла огромную вазу с каштанами. Излюбленное средство пытки Елены Георгиевны. Взяла внушительную жменю в рот и протараторила длинную скороговорку. Затем зачерпнула из вазы штук шесть каштанов и подошла к Адлеру.

– Открой рот, – четко скомандовала я удивленному немцу. Он усмехнулся, но позволил запихнуть себе в рот все каштаны. Я старалась не заострять внимание на том, что случайно касалась его мягких упругих губ. Я нашла в интернете список скороговорок на немецком и протянула ему телефон.

– Читай. Хотя бы десять скороговорок, – снова отдала я команду.

Адлеру нравилось со мной забавляться. Он взял телефон из моих рук и начал пытаться проговоривать написанные слова.

Скороговорки на немецком это что-то. Такие каверзные и сложные слова, что я подумала: не дай Бог, Елена Георгиевна додумается меня ими мучать. После третьей строчки Адлер сдался. Рассмеялся громко и выплюнул в руки каштаны. Я пододвинула к нему ногой урну и дала салфетку для рук. Первая победа осталась за мной. Учить его распевке и нотам я не стала. Это слишком сложно для новичка. Я потянула его к станку.

– Ты решила сделать из меня балерину? – продолжал смеяться мужчина.

– Нет. Просто хочу, чтоб ты повторил пару движений из обязательной танцевальной программы.

Я включила пультом ритмичную мелодию и начала медленно показывать в зеркало движения.

– Повторяй, не стой, как дерево, – громко скомандовала я, перекрикивая музыку.

Сначала руки, затем плавные шаги ногами. Разворот. Танец Адлер повторял неплохо. И я не сдержалась, похвалила его.

– Молодец. Вот так. Руки выше. Плавнее, – подбадривала я его, видя, как немец старается успеть за мной повторить.

Когда мелодия закончилась, и мы отдышались, я снова усадила его на стул.

– Теперь посмотри, как этот танец должен выглядеть, – я заново включила музыку.

Начала медленно двигаться. Словила ритм, закружилась. Упала на колени и прогнулась. Каждое движение у меня отточено до автоматизма. Я кружилась в танце по залу, а Адлер молча наблюдал за мной, чуть нахмурившись. Когда снова закончилась композиция и я поклонилась, мужчина резко встал.

– Я все понял, пошли, – грубо сказал он.

Я отдышалась и посмотрела на него. В платье было жарко, но я решила уже не переодеваться. Интересно, что так испортило настроение этому каменному спартанцу…

– Куда пошли? – переспросила я.

– Я помогу тебе с математикой и пойду. Уже слишком поздно, – он помедлил какое-то время, затем встал и стремительно вышел из моего зала.

Я выключила свет и обернулась в коридоре. Столкнулась с массивной фигурой мужчины. Мы оказались слишком близко друг к другу. Адлер сразу отошел на несколько шагов. Шарахнулся от меня, как от чумной. Я не понимала изменения, произошедшие в нем. То он сам придвигался за столом, то отскакивает на метр при нашем сближении. Я не стала анализировать его поведение. Да и в четырнадцать лет я вряд ли поняла б, какие эмоции и желания пробудила во взрослом мужчине. Поэтому я пошла в свою комнату, а он послушно потопал за мной.

«Хорошо, что я застелила кровать перед выходом», – подумала я, открывая вторую тайную комнату в мой мир перед посторонним человеком. Я вошла в свою спальню и подошла к письменному столу.

Адлер вошел следом и начал с интересом осматривать внутреннее убранство моей комнаты. Потрогал мягкие игрушки на полке. Коснулся моей пижамы с кисками, сложенной в углу на кровати. Осмотрел каждый постер, прикрепленный над кроватью. Глядя на Кэти Перри, улыбнулся. Подошел к шкафу с книгами, изучил содержание.

Мне не нравилось, что он так бесцеремонно и нагло впитывал мой мир. Буквально касался каждой детали, характеризующей меня. Создавал в уме цельный образ моего внутреннего мира. Я никому, кроме родителей и Марины, не разрешала входить в мою комнату. А уж трогать вещи и подавно. Но и сказать что-то против была не в силах. Словно онемела от его дерзости.

Адлер осмотрел створки шкафа, обклеенные наклейками еще с детства. Тут были и «Симпсоны», и фото героев «Моста в Террабитию», и уроки макияжа и контуринга, которые я распечатывала и расклеивала на шкаф перед конкурсом, чтоб самостоятельно сделать идеальный макияж.

– Досмотр окончен? Может, приступим к урокам? Ты ведь сам сказал, что уже поздно, – откашлявшись, наконец, вымолвила я.

Адлер обернулся ко мне и кивнул. Я пододвинула стул к моему письменному столу. Сама уселась на свой офисный. Адлер послушно сел на предложенное место рядом. Я включила настольную лампу и достала из рюкзака задания по алгебре и геометрии.

– Тут же все на русском. Ты ничего не поймешь в книге, – осенило меня. Но немец снова усмехнулся моей наивности. Открыл задание на закладке и быстро пробежался глазами.

– И ты это не понимаешь? – удивленно проговорил он. Глянув на мой растерянный вид, пробормотал: – Детский сад, честное слово!

– Ну, знаешь, я в девятом классе. Понятно, что ты давно прошел этот материал. А у нас скоро экзамен, между прочим, – уныло вспомнила я.

– Тут решение согласно теореме Виета. Еще нужно использовать формулы сокращенного умножения. Вот, смотри, – Адлер взял чистый лист и быстро переписал пример. – Нам нужно преобразовать выражение. Давай же, девочка-космос, вспомни теорему Виета.

Он внимательно посмотрел на меня. Его уверенное лицо так близко. Я могла рассмотреть, как светлые волоски на бровях и ресницах блестят в свете лампы. Будто солнечные лучи пропускают и отбрасывают длинные тени под небесные глаза блондина…

– О чем ты думаешь? – вдруг грубо спросил Адлер. Я покраснела и уставилась в тетрадь.

– Женя, ты хоть какие-то теоремы знаешь? – спросил, наконец, мой учитель.

Мне было стыдно признать, но для меня вся эта математика была темным лесом, и я сейчас искренне восхищалась знаниями Адлера. Даже взглянула на него иначе.

– Я могу тебе спеть песню про числа, – неловко пошутила я.

Немец откинулся на спинку стула и отодвинул тетрадь и книгу с заданием от себя подальше.

– Тогда ты не нуждаешься в моей помощи. Тебе невозможно помочь за один вечер. Я должен прогнать с тобой программу с первого класса, с таблицы умножения. Хотя, могу поспорить, ты и ее не знаешь, – саркастически добавил немец.

Мне стало очень стыдно и обидно. Я резко встала со стула. И чтоб скрыть слезы, задрожавшие в глазах, быстро отчеканила:

– Я честно призналась, что ничего не понимаю. У меня творческий склад ума, и я не претендую на звание магистра высшей математики. От тебя требовалось просто решить этот чертов пример, чтоб я его переписала. Но ты считаешь: лучше самоутверждаться за счет моего унижения. Браво, Адлер. Проваливай из моей комнаты. И я не хочу дружить с тобой, – последнее я добавила аж дрожа.