Роман Мамин - Сублимация любви

Платон внимательно слушал друга. Его большие, такие умные глаза в упор смотрели на Праксителя, смотрели изучающе. Брови двигались, словно он что-то обдумывал, словно Пракситель был сейчас подтверждением его собственной теории о человеческой душе.

Заметив это, Пракситель, ещё больше раздражаясь, сказал:

– Хватит меня изучать! Ты же не скульптор! Вот мне не надо тебя изучать, я и так вижу, что голова у тебя слишком большая, а шея короткая! Ты весь непропорционален, но ты счастлив и смеешь рассуждать о мере , – взглядом скульптора Пракситель скользнул по грузной фигуре философа. – Ноги твои коротки, пальцы толстые, как бочонки, а ещё отвислый живот уродует и без того твоё «совершенное тело»!

Платон его замечания, казалось, не слышал, он лишь сосредоточенно наблюдал за другом, а потом неожиданно сказал:

– Я знаю, в тебе восстает твоё творческое начало, раздираемое страстями, которым нет выхода! Но я знаю, как тебе помочь!

– Как же? – съехидничал скульптор.

– Вечером пойдём к новой гетере, о красоте которой говорят все Афины!

– Ну, вот ещё! Не хожу я к гетерам! Не хочу! Сидеть там, впустую говорить, делать вид, что мне интересна подобная трата времени, умиляться танцами и пением какой-то там гетеры лишь для того, чтобы она снизошла до моих человеческих желаний и возлегла со мной на ложе любви! Нет! Я уж лучше к порнаям.

– Но ты наверняка ещё не видел Фрину!

– Не видел и не хочу…

– Не видел?.. Ты не видел Фрину?! – Платон от удивления даже остановился и, хитро улыбаясь, добавил: – Ну тогда идём к морю!

– Да-да идём, освежимся, – радостно подхватил его предложение Пракситель.

Долго шли, и вот почти у самой воды путь им преградила праздничная процессия. Полуобнажённые девы – самые красивые дочери Афин, воздавая почести богам, шли двумя стройными колоннами. Они несли кувшины и блюда с лепестками роз. Их юные стройные фигуры лишь с небольшими кусочками ткани на бёдрах вызывали всеобщие одобрительные возгласы. Мужи Афин провожали прелестниц вожделенными взглядами, рисуя себе, как хороши те в храме Афродиты на ложе любви.

Вдруг толпа ахнула, как один человек, и заворожённо притихла…

Пракситель и не понял, что произошло…

Он, как скульптор, сосредоточенно впивался взглядом в каждую из прелестниц, старался увидеть ту самую, которая могла бы стать его натурщицей, его Афродитой. Но ни одна из полуобнажённых красавиц не соответствовала его требованиям: то грудь слишком большая, то наоборот, маловата, то бёдра слишком массивные, то узки, как у мальчика.

Вот дева с красивой грудью и округлыми бёдрами, но чуть дольше задержав на ней взгляд, он отмечает, что голова её, как у Платона, несоразмерно большая и зиждется на короткой шее. Другие же «красавицы» из-за несовершенства тел даже заставили Праксителя сплюнуть в дорожную пыль – он разозлился, сморщился и негодующе отвернулся от них.

– Нет, не найти мне здесь натурщицы! Придётся отправляться в Айгиптус [3] Айгиптус – древнегреческое название Египта. .

Он было устремился прочь, но толпа восторженно ахнула как один человек. Пракситель остановился в замешательстве, оглянулся, посмотрел туда, куда смотрели все, и воскликнул:

– Боги! Кто это?!

– Фрина! – восторженным шепотом ответила толпа.

– Фри-и-н-на… – растерянно вторил им Пракситель.

Прямо на него шла богиня! Стройная, кроткая, грациозная, как лань, она застенчиво шла, чуть склонив голову. Волосы струились по плечам лёгкими волнами, упруго поддёргивалась восхитительная высокая грудь с едва различимыми сосками, а изящные руки всё пытались прикрыть их совершенную наготу, и это вызывало ещё большее народное одобрение и возгласы восхищения. О, это были не те одобрительные выкрики красоте дев, нет, это уже были сдавленные стоны мужских сердец, что не могли совладать с собой – так прекрасна была она!

От Фрины шёл незримый божественный свет, и теперь все взгляды были прикованы только к ней, словно и не было никого больше! А она шла, склонив голову, и стыдливый румянец покрывал её лицо!

Девы дошли до воды и уже полностью обнажились, а все смотрели только на Фрину! Девы гурьбой забегали в воду (и, казалось бы, зрелище захватывающее: десятки молодых, обнажённых красавиц, и возрадуйся всяк видящий!), но все смотрели только на неё! Лишь Пракситель острым, беглым взглядом мастера оценивал входящих в синие воды: у этой отвисшие ягодицы и слишком покатые плечи; эта худа, даже тоща, да так, что выступают позвонки и торчат в разные стороны лопатки; а у этой несоразмерны длины ног и спины…

Он боялся признаться, что с замиранием сердца ждёт, когда же обнажится Фрина. Боялся найти и в ней изъяны!

А девы уже выбегали из холодной воды, и опять же возрадуйся каждый пришедший на праздник, полюбуйся, сколько красавиц оголилось ради того, чтобы воздать благодарность богам – такое бывает лишь в дни мистерий! Но нет, взгляды всех мужчин (да и женщин) были обращены к Фрине. А она не спеша подошла к кромке воды и долго стояла, не обнажаясь, пока все девы не вышли из моря. Она ждала, инстинктивно чувствуя (или зная), что все они только фон, шумный и незатейливый, лишь для того, чтобы оттенить её красоту, а взоры толпы прикованы именно к ней, к её красоте.

Море чуть колыхалось – бирюзовая гладь подёргивалась белой рябью. Фрина неспешно подняла красивые руки с нежными, трепетными пальцами, собрала волнистые волосы в тугой узел на затылке, легонько дотронулась до пояса на тонкой талии, и невесомая ткань заструилась по стройным ногам. Вновь восхищённый стон, словно один человек выдохнул, будто удивился. И было чему! Со спины красота Фрины была ещё более волнительной: великолепные плечи, спина, талия, бёдра, ягодицы не слишком велики и не тощи, а дальше… дальше удивительной красоты ноги. (Взрослые, опытные мужчины одобрительно кивали, юнцы учащённо дышали…)

И озарённый идеей Пракситель вдруг воскликнул:

– Так вот же она! Платон, я нашел ее! Смотри! Афродита, выходящая из пены морской! – указывая на Фрину, оживился Пракситель. – Вот она, моя Афродита – богиня любви и красоты!

А Фрина, выйдя на берег, подобно богине, гордо, с едва уловимой улыбкой, лоно застенчиво прикрывая рукою, ткань подняла и, облачившись поспешно, ушла сквозь расступившуюся пред нею толпу.