А. Казаков - Слюни

…выходя из дома я не знаю куда именно мне идти потому что мне нигде не рады уже два года как мне никто не звонит только семья да и с ними не всё так гладко и вот я просто иду в лес так как мне лучше держаться подальше от людей и улиц хотя я уже среди вас я иду рядом с тобой по тротуару перехожу улицу все эти дворы многоэтажные серые дома услышь меня бог и забери к себе в объятия я хотел умереть но я не умру пока не захвачу с собой пару кукол нет ответа я зол и вот я иду и не нужно за мной следить агенты не нужно искать смысл в том что ты слышишь так как я никто и завтра на моё место придёт другой а я стану тенью я уже тень и призрак но по моему внешнему виду не скажешь что со мной что-то не так не подумаешь что мне всё настолько отвратительно а мне просто никак среди людей очень узко не развернуться у меня в голове и то места больше вот где настоящий простор вот где живёт свобода я улыбаюсь главное улыбаться вот то что я понял а вы думаете парню весело девочки думают я забавный и это смешно они думают я необычный я не хочу тебя расстраивать дорогая но я безумнее пса хочешь быть таким же парень просто прочитай две с половиной тысячи книг как это сделал я в своё время и ответь всего на один вопрос потому что только это имеет значение что останется после тебя если завтра ты умрёшь а варианты ответа такие одежда вещи фотографии рабочее место недописанный пост в сети недотраханная сука нет лишь кучка костей это вот и есть ты.

Ещё только утро, но я уже не дома. Пока ты на работе, я тоже работаю: изучаю людей, слежу за всеми, как паразитолог. И недалеко от того места, где я живу, есть полуразвалившийся трамплин, на котором живёт призрак. Он смотрит на всех нас, следит, как спят девушки, как мастурбируют на них парни. А в другое время этот сторонний наблюдатель просто выдаёт лыжи в прокате, прикрывается так. Я приглядываюсь и вижу на склоне среди других людей, которые катаются на лыжах туда-сюда, знакомое лицо-маску. Соображаю, роюсь в чулане-памяти: это мой одногруппник. Мы проучились вместе сколько-то лет, но он отчислился, так и не получив диплома. Устроился работать в магазин спорттоваров, хотя, насколько мне известно, он никогда этим не интересовался.

Его зовут Спек. Имя выплывает из памяти, как воздушный корабль. Встречаемся взглядами, и я понимаю, что он тоже узнаёт меня, хотя обычно никто не узнаёт меня.

Здороваемся. Он снимает перчатку, пожимает мне руку. Спек говорит, что катает девчонок на склоне холма, учит их технике спуска, помогает освоить сноуборд. Я смотрю на девчонок, они ничего: фотографируются на фоне леса, одетые в тёплые комбинезоны.

– Какие дела? – спрашиваю. Я всегда рад видеть знакомое лицо.

– Все нормально, – отвечает Спек, отряхивая снег с ботинок. – Сам как?

– Всё круто, – говорю. – Порядок. – И улыбаюсь, как псих, то есть как улыбается знакомый ему Блабл, потому что Спек, возможно, единственный, кто ещё тогда, много лет назад, заметил, что со мной что-то не так. По его словам, я был нелюдимым, точнее как раз становился таким. Он в шутку называл меня социопатом. Интересно, думаю я, удивился бы Спек, обрадовался бы, если бы узнал, насколько был прав. Наверное, это здорово потешило бы его самолюбие. Но я не дам ему такого повода, пускай работает спокойно.

Разговариваем, и оказывается, что он женат, есть ребёнок – девочка, ей два года и три месяца или три года и два месяца, не важно, на самом деле всё перестало иметь смысл.

– Поздравляю, папаша, – говорю и трясу его руку, а сам думаю: ну, ты точно попал.

Спек благодарит меня, с ним приятно. Он спрашивает, где я работаю.

– Мебель проектирую, – говорю.

– Доучился всё-таки, – говорит он. – Удивительное дело.

Я злюсь из-за того, что он подшучивает надо мной, но не показываю этого.

Наоборот, предугадывая его реакцию, говорю, что ещё и в армию сходил.

– Ох, даже так? – говорит он, поражаясь: – А там как?

И в этот момент насмешка пропадает, остается только интерес, потому что сам он в армии не был: испугался, получил билет по состоянию здоровья, а теперь вот тренирует.

– Круто, – говорю. – Лучший год в жизни.

Спек смотрит на меня с недоверием.

– Да ну? А если честно?

Говорю, что так вообще-то и есть.

Он кивает, шепчет: ясно. Не верит мне. Но что я могу объяснить тому, у кого нет ни образования, ни дисциплины? Мне становится жалко его, мы ещё немного болтаем.

– Ладно, – говорит Спек в итоге. – Мне работать надо. Сам-то куда?

– На работу, – говорю не задумываясь

Он оттягивает резинку на рукаве куртки, бросает взгляд на часы.

– Ну, бывай, – говорит и спрашивает напоследок. – Ты здесь живёшь что ли?

– Вроде того, – говорю. – Проездом.

Он спрашивает: а как же тот район, где я жил раньше.

– У тебя же там, – говорит, – квартира вроде была, нет?

– Не думай об этом, – говорю. – Хорошо покататься.

Я машу рукой девчонкам, которых он учит кататься. Они недоумевают.

Спек возвращается на склон, а я иду на автобусную остановку, думая о том, сколько именно мы не виделись с ним. Суммирую в уме годы совместной учебы и получается, что не виделись мы больше, чем вообще общались с ним за жизнь. Не страшно, думаю.

Если я не ищу вакансии в Сети, не рассылаю своё резюме, кому попало, не достаю Кукол звонками по поводу своей кандидатуры, не хожу по собеседованиям или просто не шатаюсь без дела – значит, я сижу дома у Евы. Предаюсь нехорошим фантазиям, погружаюсь всё глубже в пучину собственного смятения. Или работаю над книгой Янни Плака, моего бывшего лучшего друга, но на самом деле вообще-то моей книгой, так как название, идея и финал той истории, которую он написал, принадлежат мне. Это моя заслуга.

Если вернуться на какое-то время назад, когда меня ещё не взяли стажёром в фирму «ПостельКа», и большую часть свободного времени я проводил, сидя в пустой квартире (когда она ещё у меня была, моя квартира). Я читал статьи о расследовании убийств, просматривал криминальную хронику, залипал в документальные фильмы, посвящённые всё тем же темам, и вроде как собирал материал для своего собственного произведения, но по факту: впервые после возвращения из армии по-настоящему во что-то врубался. Вот тогда, где-то посреди этого полуночного безумия, мне позвонил Янни Плак, пьяный, расстроенный, может, в слезах, я не помню, но это было бы очень на него похоже.

Он позвонил мне, чтобы в очередной раз спросить совета о том, как ему быть с девчонкой, за которой он таскался в ту пору, точно собачонка. Но, как и положено любой собачонке, таскающейся за сексуальной девчонкой, у него не было права даже потрахать её ногу, не говоря уже о чём-то большем. Я слушал его, не перебивая.

– Я не знаю, что мне делать, Блабл, – сказал Янни Плак, признавая своё поражение. – Я не интересен ей, это понятно. Я не хочу быть у неё на поводу. Я вроде как забиваю на неё. Но потом скучаю. Быстро успокаиваюсь и сам выхожу на связь. А когда она объявляется, а она всегда объявляется, даже после долгого молчания, я не могу прогнать её. В общем, я совсем запутался. Потерялся где-то в себе. Не знаю, что и делать. Мы провели с ней столько времени вместе, много где были. Но я вижу, что для неё это ничего не значит. Путь в никуда, как ты говоришь. Я не интересен ей, как парень. Она не хочет быть со мной, как с мужчиной. Я для неё кто-то вроде друга. Мне начинает казаться, что она проводит со мной время не потому, что хочет этого. А потому, что не знает, с кем ещё ей пообщаться. Она нелюдимая, как ты. И ненормальная. Недавно у неё умер отец, и она совсем умом поехала. Так она говорит. Короче, я не знаю, что делать. Подскажи, Блабл.