Лана Мейер - Энигма

***

И все-таки Кэндис особенная девушка. Я всегда это чувствовал, но сегодня окончательно осознал, насколько она отличается от всех, кого я знаю. А отец с детства привил мне любовь ко всему эксклюзивному, уникальному, единственному в своем роде.

Невероятное притяжение между нами и это внутреннее ощущение того, что я могу заполучить в свои владения нечто настоящее, неподдельное, прекрасное, порождает внутри меня целый коктейль из ярких эмоций, которых никогда не испытывал прежде. И не унять этот жар в груди, не прогнать туман эйфории, застилающий разум, как при употреблении чистого кайфа.

Мне нужна эта девушка. И возможно, судьба не зря развела нас пять лет назад, и уж тем более не просто так столкнула в самолете. В двадцать я не был готов к серьезным отношениям, а теперь… я чувствую себя полным идиотом, когда ловлю себя на мысли, что не хочу расставаться с ней в этот вечер. Не хочу больше никогда слышать истерики и наигранно ласковый голос Бьянки. Я хочу все изменить в своей жизни, и начну с того, что порву отношения с девушкой, которую выбрал не я, а мой отец.

Черт, это даже звучит жалко. И вот, впервые в жизни, именно глядя в широко распахнутые голубые глаза маленькой и хрупкой девушки, что смотрит на меня, снизу-вверх, как на огромного атланта… я, наконец, расправляю плечи.

Дышу свободно и чувствую, что с ней я могу быть настоящим.

– Джек, тут так красиво! – кричит Кэндис, расставляя руки в стороны, встав лицом к океану. Она похожа на птицу, выпрямившую крылья. А я… я знаю, что похож на идиота, потому что уже скулы сводит от предательски широкой улыбки.

– Ну, согласись, Джек! Здесь куда круче, чем среди тех напыщенных снобов, – Кэн подпрыгивает на месте, и делает поворот вокруг своей оси, совершенно не стесняясь меня. Словно ей плевать, что о ней подумают. Думаю, вина крошке на сегодня достаточно.

– То есть я тоже напыщенный сноб? Ты у меня сейчас договоришься, борец за права бортпроводников, – вспоминаю инцидент в самолете, и, обхватив ее за бедра, беру Кэн на руки, не ощущая совершенно никакой тяжести. Она такая легкая и гибкая. И, кажется, обвивает меня стройными ножками, вслух возмущаясь, что ее юбка слишком узкая, и ей совершенно неудобно находиться в таком положении.

Знала бы Кэн, насколько сейчас неудобному моему измученному члену, она бы помалкивала.

– И что же ты сделаешь, а? – она соскакивает на землю, и снова расставляя руки, направляется к океану слегка пьяной походкой. Она милая и естественная… и это, как глоток свежего воздуха.

Я и не знал, что в Нью-Йорке есть настолько красивое место, где дышится легко и свободно, полной грудью. Вместо каменных, зеркальных Джунглей и удушливого движения людей и машин – бескрайний океан, завораживающей своей мощью, заряжающий бешеной энергией, и сумеречное небо, на котором загораются реальные звезды. Настоящие, неподдельные звезды. Сейчас мне кажется, что я не видел их целую вечность.

После ресторана, мы с Кэндис поставили машину на автопилот, и поехали в сторону этого заброшенного пляжа на окраине Богом забытого района для Низших, который пришлось объехать. Мне бы не хотелось, чтобы Кэндис видела, как живут второсортные люди. Она, как чистокровная девушка из Элитной семьи достойна всего самого лучшего, и ей лучше не видеть всех ужасов Квинса.

Я снова почувствовал себя студентом, распивая шампанское прямо из горла, и без конца смеялся над историями, которыми делилась Кэндис. Эти пять лет она даром не теряла – девушка объездила всю Европу, и увидела немало старых городов с тесными улочками, по которым вместо машин ездят лошади в повозке. Кстати, в некоторых городах, по ее словам, даже не знают, что такое биотопливо и электромобили.

Дорога до пляжа была бесконечно долгой, и Кэн рассказывала мне о каждом городе, в котором ей довелось побывать, и каждый раз замолкала на самом интересном месте, переключаясь на другую страну или город.

Даже мне захотелось сесть самолет и отправиться в кругосветное путешествие. Я не покидал пределов Америки, хотя у меня, несомненно, была такая возможность. Просто… меня это никогда не интересовало, ведь «виртуальные туры» по многим городам и странам мы совершали еще в школе.

– Где тебе больше всего понравилось? – интересуюсь я, раздвигая губы в пьяной улыбке.

– Трудно ответить, какое место мне понравилось больше всего. Они все по-своему хороши и красивы. Но… есть одно чувство, которое охватывает меня целиком и полностью, как только я пересекаю границу нового города. Любого, – с придыханием шепчет Кэндис, прикрывая глаза от удовольствия. – Это любовь, Джек. Я чувствую, что люблю жизнь, когда узнаю все новые и новые ее грани. Когда знакомлюсь с разными людьми, и понимаю, насколько они не похожи друг на друга. Добрых и отзывчивых куда больше, хотя однажды, пришлось убегать от компании уличных бандитов… как бы там ни было, в мире столько всего интересного, невероятного и прекрасного… я не понимаю, как можно найти счастье, ни разу не попытавшись взглянуть дальше своего носа, телефона или экрана…

– Тогда давай улетим. Куда ты захочешь, – предлагаю я, не до конца понимая, о чем она говорит. Мое счастье зависит исключительно от самореализации, и не зависит от внешних факторов и уж тем более города, в котором я нахожусь. Но мне бы хотелось увидеть мир ее глазами.

– Не предлагай того, что не сможешь выполнить, Джек. К тому же, это слишком быстро… у нас просто свидание, а ты уже…

– А я уже готов с тобой на край света. Что в этом такого, Кэн? Ты поняла все о моих чувствах к тебе еще тогда, пять лет назад. Я не скажу, что все это время жил воспоминаниями о тебе и подыхал от тоски, но скажу одно: они никуда не исчезли. И все, что я сказал тебе в ту ночь – было правдой. Если бы ты не сбежала…

– Тсс, Джек. Никогда не говори того, в чем до конца не уверен, – черт, кажется Кэндис едва стоит на ногах, заливаясь очаровательным румянцем. Мощный порыв ветра заставляет ее кожу покрыться мурашками, и я забираюсь на капот своей новой тачки, взглядом подзывая ее присесть рядом и протягиваю девушке руку.

– И не жалко тебе свою новую «ласточку»? – ее глаза вспыхивают озорным блеском, Кэндис садится рядом, позволяя мне обнять ее. Прижать к себе, зарыться носом в шелк мягких волос и вдохнуть их пряный запах.

Смотрю на белую пену на линии прибоя, и черный, ночной океан, лишь слегка освещенный фарами. Не придаю значения тому, что мы стоим слишком близко к океану. Без конца ловлю себя на мысли, что теряю связь с этой реальностью, и просто наслаждаюсь мгновением, с неохотой думая о том, что завтра меня ждет очередной полный давления, обязательств и ответственности за всякое дерьмо мировой важности, день.