Арджуна Куцак - Медсестра. Кабак

– В смысле? – спросил Городнищев, соскочив с глаз Сосова на Новый Завет.

– В прямом. Вот ты знаешь, что курение это вредно? Это тратит твоё здоровье, время, деньги. Это мусор на тротуаре, вонючие руки и запах изо рта. Ты знал это?

– Ну да, – усмехнулся солдат и снова стал натирать свою бритую голову.

– Тогда не понимаю, что тебе мешает бросить. Нет, понимаю, конечно. Я ведь и сам неоднократно начинал заново. Потому что переставал верить во всё это. Думал: «Да ладно, 60 ли, 70 ли, 80 лет жить. Какая разница? Да и деньги надо на что-то тратить. Ведь сигареты – это приятная мелочь. То, что скрашивает безделье и помогает начать разговор, завести новых друзей. Это, честно говоря, единственный положительный аспект курения – коммуникативный. Но смотри, о чудо! я смог заговорить с тобой и без сигареты. Просто очень сложно принять весь вред курения, принять веру в него. Ты можешь знать, но не верить. Или верить, но не знать. Первое всегда ищет причины к отрицанию, а второе к подтверждению. Короче, не кури. Просто не делай этого.

– Не просто это.

– Да, я знаю, но это способ доказать свою внутреннюю силу. Вряд ли ты себя за слабака принимаешь.

– То есть если я курю, то я – слабак?

– Не, не совсем. Если ты куришь и хочешь бросить, но всё никак не получается – то ты слабак, тряпка. А если ты куришь и даже не планируешь бросить это своё утешительное занятие – всё чётко, всё бьёт, намерения и действия совпадают, ты – мужик.

Городнищев не знал, что сказать, и просто посмеялся в ответ. Их дискуссию прервал Алиев, прыгнувший через спинку дивана и упавший на пол с хрюкающим смешком. Потом резко вскочил и так же резко улыбку сменил на хмурость.

– Что смотришь? – наехал он на Городнищева.

– Ничего.

– Если что-то не нравится, можем отойти поговорить, – продолжал Алиев.

– Да нет, всё нормально, – сказал Городнищев, вставая, и трусливой походкой сбежал с поля боя.

– А ты что? – наехал Алиев уже на Сосова.

– А я читаю.

– В книгу тогда и смотри.

– А я читаю тебя.

– Чо?

– Простые предложения, глагольная рифма, масса грамматических ошибок, жаргонизмы и выдуманные слова.

– Ебанутый?

– Нет, я – Сосов. Твой сосед.

– Как? Сосов? – засмеялся Алиев. – Откуда ты?

– С Ульяновска.

– Далеко от сюда?

– Не очень.

– Тяжеловато, наверное, с такой фамилией?

– Обычно.

– Ну-ну. Чего читаешь?

– Херню всякую.

– Интересно?

– Не знаю, мало ещё прочитал.

– Расскажешь тогда потом, – сказал Алиев и, перепрыгнув через диван обратно, исчез за дверью палаты, откуда через мгновение раздался скрип и треск койки от падения на неё молодого, энергичного тела.

Сосову совсем не хотелось с кем-то знакомиться и общаться. Ему было конечно приятно провести время за короткой беседой с Городнищевым, но он не хотел вступать ни с кем в приятельски-дружеские отношения. Так как в таком случае он бы сам на себя возложил ответственность за этого человека. В том плане, что друзьям ведь надо помогать и защищать их, а этого он делать не планировал, как и вступать в конфликт со своей совестью. Поэтому ещё с начала службы он дал себе установку – держаться от людей на расстоянии и не давать в обиду себя, а остальные пускай справляются сами в меру своих сил. Он, конечно, понимал, что такая жизненная позиция не очень красивая и правильная в его же понимании, но закрывал на это глаза и не рассуждал на тему соответствия своих взглядов на жизнь и своего поведения.

Затем был обед, в результате которого Сосов стал счастливым обладателем четырёх яблок. И в тихий час он лежал, читая книгу и жуя эти румяные шарообразные фрукты. Алиев зашёл в палату и как всегда:

– Напердели здесь, ублюдки, воняет, – посмотрел на Сосова и добавил. – Ещё и ты здесь со своими яблоками.

– Тебе не нравится запах яблок? – спросил Сосов.

– Какой-то он, – Алиев подбирал слова. – Неестественный. Может это из-за… того что они… были в твоей… ротовой полости.

В конце этой фразу в его глазах отчётливо блеснуло признания себя дегенератом, но сразу же вслед за ней он прыгнул на свою койку.

До ужина Сосов читал книгу в палате. Вокруг что-то происходило, абсолютно серое и не интересное, по мнению Сосова, но не по мнению принимающих в этом участие. Максимов и Гусев обсуждали наркотики, затем к ним присоединился Алиев, и они переменили тему на шаверму. Алиев сходил к контрактникам и узнал номер такси. Ближе к ужину троица уже обжиралась шавермой, запивая её колой и обильно рыгая. Джаму и Ямбу не было. Они смотрели телек, как и почти все остальные пациенты. Рекреация была забита. Мест не хватало, поэтому кто-то лежал на ковре, кто-то стоял за диваном, опираясь на спинку. И все они молча и жадно взирали на маленький экран телевизора, который был размагничен, из-за чего безжалостно искажал цвета по всему периметру.

За ужином Городнищев нарочно сел за стол к Сосову и предложил ему масло. Сосов понимал, что Городнищев хочет общения, но настроения не было.

Вечер безмолвно сменился на ночь, а затем и вовсе мутировал в утро, и Сосов открыл для себя голос Марии Васильевной, заступившей на этот день.

– Подъём, мужчины! – властно и бодро призывала Мария Васильевна. – Строимся.

Солдаты неохотно и вяло выползали из своих палат.

– Почему вы без кителя? – спросила Мария Васильевна у Сосова и обратилась так же к остальным, стоящим только в нателке. – Идите, одевайте. Мы подождём. А где вообще Артамонов, он же ещё не выписался? Кто его сосед? Иди, зови его.

Мария подождала, пока все вернутся в строй, и продолжила:

– Подрассосало вас тут, я смотрю. По порядку рассчитайсь.

Первый, второй, третий… семнадцатый, расчёт окончен.

– Равняйсь! Смирно! – скомандовала Мария и пошла по палатам. Далеко не ушла. – Третья палата, ко мне! – раздался её голос из третьей палаты.

Солдаты вяло потянулись к дверям.

– Кровати не умеете заправлять? Это чья кровать?

– Моя, – ответил Алиев.

– Почему не заправлена?

– Она заправлена.

– Я что слепая, что ли? Почему у всех заправлена, а у тебя нет?

– Я заправлял.

– Ну и почему она тогда не заправлена?

– Да заправлена она.

– Мне ротному твоему звонить что ли? Чтобы он тебе напомнил, как кровати заправлять. Ты с какой площадки?

– С ж/д батальона.

– Ага, Нурлиев значит. Пойду, наберу.

– Не надо никому звонить.

– Заправь тогда кровать.

– Но она же заправлена.

– Ничего, мы подождём до завтрака, пока ты заправляешь. Если не получится, то и до обеда ждать будем.

– Так, а чего ждать, если она заправлена? Вы ко мне как-то предвзято относитесь.

Алиев прекрасно понимал, что кровать заправлена плохо, но, по его мнению, этого достаточно и придирки медсестры его выбешивали и злили, но он сдерживался и не грубил. Возможно, продлись этот диалог ещё пару минут, Алиев бы забыл об остатках своей вежливости, но медсестре надоело попугайничать, и она просто вышла к строю.