Арджуна Куцак - Медсестра. Кабак

Медсестра

«Сапоги натёрли мои ногѝ.

Медсестра сисястая, помоги»

Солдатская песня

Три обшарпанных этажа. Обшарпанных как временем, так и пациентами. Госпиталь становился домом, даже оазисом, для тех, кто не хотел служить, перевалочным пунктом для безразличных к службе и тюрьмой для добросовестных солдат, каких было не много, а для офицеров, воспринимающих добросовестность как маску, таковых и вовсе не существовало. Кроме солдат в госпитале лежали офицеры и гражданские, но на них никто не обращал внимания. Они были серые, скучные, рутинные пациенты. А вот солдат… Солдат – это всегда загадка.

Госпиталь был павильонного типа, то есть все корпуса были разрознены по территории. Хирургия в одном здании, инфекция в другом, столовая в третьем и так далее. Была даже библиотека, не большая, но вместительная и уютная. Были две крайности посетителей этого храма книги. Одни брали Толстых и Достоевских, а другие искали журналы с обнажёнкой. Соответственно и две крайности поведения в палатах. Одни читали Толстых и Достоевских, другие занимались добычей алкоголя, наркотиков и шлюх. Первые всегда немым укором напрягали вторых, а вторые не давали спокойно читать первым.

Были так же и другие, не менее интересные, группы людей как медперсонал – врачи, медсёстры, санитарки и, пускай туда же, буфетчицы. А так же исключительная каста людей, являющаяся прослойкой – сержанты и ефрейтора контрактники. Они на одном уровне общались как с солдатами, так и с офицерами, от чего не вписывались ни к одним, ни к другим. Поэтому они тоже были серы и неинтересны, как и офицеры. Солдаты же этих контрактников старались использовать по максимуму. Вытягивали из них сигареты, брали мобилы, просили купить что-нибудь в магазине. Хотя о последнем просили реже всего, ведь практически любая медсестра могла купить тебе всё, что угодно, а то, что ей было не угодно, покупалось через таксистов, номер которых знал каждый более менее прошаренный и наглый солдат. Система давно отработана – за хирургическим корпусом была дыра в стене, через которую, вот уже не первое десятилетие передавалась водка, пиво, марихуана, насвай, гашиш, снюс, шпак… Шлюхи же имели обыкновение проходить через КПП. Им просто доплачивали за миньет дежурному, и они беспрепятственно проникали в любой корпус. Но бывали и проблемные дни – когда врачи дежурили в своих отделениях. Тогда солдатам приходилось платить либо за очередной миньет, либо за водку. Шлюхи обижались, когда ими пренебрегали в пользу водки. Солдаты тоже расстраивались, так как водка обходилась дороже.

Но были и вовсе кайфовые отделения для любителей побарагозить: ЛОР, вторая инфекция и первая хирургия. В ЛОРе была медсестра-шалава и вечно пьющий доктор, который не обращал никакого внимания ни на персонал, ни на пациентов. В инфекции была неадекватная, просто конченная санитарка, зато почти все медсёстры за 500 рублей были готовы отдать частичку себя и без проблем доставали бухло, правда с наценкой. Ну а первая хирургия была вовсе оплотом разврата. Лежали там со всякими ушибами, растяжениями, гнойниками… В основном, все гасили, и персонал это понимал. Отчего там никого даже не пытались лечить. Единственным минусом, хоть и совсем несущественным для бойцов, было наличие трипперной медсестры. Так что, попадая на хирургию к этой тёте Лене (а ей уже было 37), новички обучались от более опытных солдат в первую очередь правильной контрацепции, а затем ещё и прочитывали все брошюры посвящённые ИППП, которые валялись по всей хирургии.

Однако блядство творилось не только на этих трёх отделениях. На четвёртом месте по разврату находилась пульмонология. Пожалуй, самое таинственное отделение, так как здесь нужно было либо заранее знать, либо догадаться, как правильно это самое блядство организовать. Далеко не все солдаты добивались результаты, даже зная секрет, ведь медсёстры сразу раскалывали фальшь, и тут же мотор разврата затихал. А надо то всего на всего быть наглым и самоуверенным негодяем, чтобы втереться в доверие.

Всё дело в том, что в пульмонологии работал особенный коллектив. В первую очередь стоит отметить пышную Марию Васильевну. Эта сорокалетняя женщина чисто славянской внешности рулила всем на отделении. Всю жизнь она прожила честной давалкой и злостной пьянью, что было сразу заметно по опухшим глазам. Она всегда говорила, что это у неё из-за хронического пиелонефрита, якобы с рождения, которого на самом деле у неё никогда не было. Мария Васильевна как раз и любила наглых и дерзких мальчишек. Она была склонна к садо-мазохизму и с аппетитом шла на мелкие нарушения закона, особенно когда речь шла о воровстве. При всём при этом, она категорически отрицательно относилась к наркотикам. Через неё можно было достать максимум снюс.

Принцессой отделения была скромная и тихая, на первый взгляд, Наташа Королёва. Ей было 35, но выглядела она на 10 лет моложе. Стройная, с объёмной задницей и сочной пухлой нижней губой. Все солдаты, за редким исключением дрочили на неё в душевой. С ней не заигрывали только робкие девственники, и она даже отвечала взаимностью, но старалась держать это под большим секретом. После того, как она с кем-то переспит, тихая и скромная Наташа шла на решительные меры ради сохранения тайны. Она угрожала и запугивала, причём свои угрозы она подтверждала действием: сразу после соития, ну может после небольшого перекура, она хватала самца за горло левой рукой и за яйца правой.

– Если хоть один твой вшивый товарищ хоть что-то узнает, – шептала Наташ своему новоявленному любовнику, сжимая ему яйца мёртвой хваткой пианиста-альпиниста. – Понял? И такая боль будет в каждом уголке твоего немощного тела.

Само собой солдат рассказывал, но скромно и без эпитетов. Так что, обычно, косые взгляды не достигали Наташеньку, но не редки были и исключения, после которых у этих говорливых солдат начинались «приступы головокружения», и они «падали» лицами об углы кроватей, табуреток, тумбочек. Бывали и особые случаи, когда солдаты пытались дать отпор этому внезапному «головокружению». На следующий день такие бойцы отправлялись на гауптвахту.

Была ещё и Света Марлиева. Ближе к сорока и казашка. Дружелюбием не отличалась, но и не предъявляла каких-либо требований. Света постоянно ходила в наушниках и старательно уклонялась от своих обязанностей.

Ещё две старушки, хотя, конечно, они не согласились бы с таким определением, но для солдат все, кто старше 50, воспринимались одинаково старо. Люба и Нина, причём абсолютно неважно кто Люба, а кто Нина. Солдаты часто путали их имена, так как, хоть и выглядели они совсем по-разному, эти медсёстры вели себя одинаково. Они вообще не трогали бойцов и избегали любых разговоров. Просто молча раздавали таблетки и делали уколы, а потом пили чай в сестринской и разгадывали кроссворды.