Странная Любовь - Жена Кукловода

Ну кто придумал мыть окна в солнечную погоду? Ее подружки, бросив эту безнадежную затею, уже уселись на подоконник, болтая ногами и щебеча о каких-то глупостях. Но Людмила упорно продолжала натирать оконное стекло.

Увлекшись, она не заметила, что подружки примолкли, будто птички в клетке, которую накрыли платком, и вздрогнула, услышав насмешливое:

– Девушка, если вы не прекратите тереть, на стекле будет дырка!

Она повернулась, чтобы ответить наглецу… Но вдруг все поплыло перед глазами, и она пошатнулась.

Ее поймали мужские руки. Красная от смущения, она смотрела в серые глаза своего спасителя.

– Отпустите, – пролепетала она, чувствуя, как приливает к щекам и стучит в висках кровь.

Ее осторожно посадили на подоконник. Прохладные уверенные пальцы сжали запястье.

– Пульс частит… Разве можно столько работать! – опять насмешка.

Злые слезы жгли глаза, но Людмила сказала себе: "Не реви!". Так всегда говорила ей бабушка.

Вырвала свою руку, хотела соскочить с подоконника и убежать.

– Сидите спокойно! – сказал строго ее спаситель, и она почему-то послушалась.

– А вы что, врач? – выдавила она из себя.

– Ну, почти, пока интерн, – улыбнулся он, и ее сердце начало падать куда-то в пустоту. – Давайте знакомится? Я Руслан.

– Людмила.

– Надо же, как у Пушкина в сказке, – удивился он. – Это точно судьба. А вы – совершенно определенно учитесь на телеведущую!

– Почему?

– С вашей-то внешностью, только на экран.

Людмила фыркнула, но смутилась. Принимать комплименты ей было не в первой, но услышать этот было отчего-то особенно приятно.

– На первом курсе еще нет разделения, – ответила она, не сдержав улыбки. – И я вовсе не мечтаю о телевидении.

– А по-моему, вы просто созданы для телеэкрана! И имя у вас такое замечательное. Людмила, Мила, Милочка. Можно я вас так буду называть?

– Можно, – ответила Людмила и опять смутилась.

А потом были прогулки по полным влажного шепота листвы аллеям Петергофа. И брызги солнечных зайчиков в фонтанах. И поцелуи под мостами на маленьком речном трамвайчике, неспешно пробирающемся по каналам. И сломанный каблук на брусчатке Дворцовой площади, когда они бежали, боясь не успеть до развода мостов.

Через две недели, Руслан привёл девушку к себе. Знакомиться с родителями. Квартира Сикорских была в седьмом номере на Большой Разночинной, в бельэтаже, как шутливо заметил Руслан. Людмила ужасно волновалась. Слово бельэтаж напомнило ей театр.

Сикорский-старший, высокий, статный и седой, оглядев Людмилу с ног до головы, неожиданно строго спросил:

– Так вы та самая барышня, из-за которой мой сын завалил экзамены в аспирантуру?

Людмила опешила, затем ощутила, как пальцы Руслана стиснули её ладонь, и благодарно ответила ему, сжав его руку еще сильнее.

– Ну, Николай Аскольдович, довольно, – вынырнула из-за профессоровой спины невысокая, яркая, будто игрушечная, Мария Ивановна, – совсем девочку запугал, никакой жалости…

– Мария, не мешайся! – грозно оборвал ее профессор, – жалость унижает! А врача делает преступником! И вообще, уже четверть седьмого!

Мама Руслана внимательно поглядела на профессора Сикорского.

– Потерпите. Аппетит сделается зверский, – обронила она. – Пойдёмте, милая, – обратилась она к Людмиле. – Пусть как следует обрызгают желчью друг друга перед едой. А мы займёмся ростбифом.

На кухне Мария Ивановна попросила:

– Передайте мне, Людмила, вот то блюдо, фаянсовое, да это. Вы готовили бруснику раньше? Нет? У меня отменный рецепт соуса.

– Ну разве компот, – ответила, наконец, Людмила, радуясь возможности хоть что-то сказать.

– Оригинальный вкус у этой ягоды, – спросила Мария Ивановна, – не правда ли?

– С горчинкой, – согласилась Людмила.

– Именно, – ответила Сикорская, – берите соусник…

Через полчаса все сидели в просторной столовой за ужином. Профессор, явно подобрев, расспрашивал ее об учебе, о будущей профессии. Людмила отвечала вначале односложно, потом увлеклась. Руслан иногда вставлял несколько слов, пытаясь ее поддержать.

Мария Ивановна улыбалась. Ела. Молчала.

Негромко тикали напольные часы.

– Значит, журналистика. В телевизор попасть, – Николай Аскольдович вытер салфеткой губы – Ну да, ну да… Для женщины разве это важно? Семья, дом, дети – вот главное.

– Папа, твои взгляды… – начал было Руслан.

– Правильные у меня взгляды, – прервал его профессор. – И не спорь. Молод еще. Лучше про аспирантуру думай. Пока не поздно.

– Отец, давай не сейчас, – тихо попросил Руслан, – ты же знаешь, решения не изменю.

– Упрямец, – то ли сердито, то ли с гордостью сказал Николай Аскольдович. – Наша порода.

– Людмила, – сказала Мария Ивановна, – ну что же вы? Пробуйте! Вот грузди, особые, по-моему. Вам надо всё попробовать. Между прочим, вы зря не берёте картофель. Это очень интересный рецепт – ирландский, с можжевельником…

Смотрины оставили после себя горьковатый привкус брусничного соуса, приглашение на следующих выходных на дачу, теплое чувство к маленькой ласковой Марии Ивановне и благоговейную робость перед грозным Сикорским-старшим.

Мама Людмилы была в совершенном восторге от видного жениха и профессорской дачи.

– Держись за него зубами, – поучала она дочку, собиравшуюся на свидание. И с удовольствием наряжала дочку в собственноручно сшитое по выкройкам из журнала «Бурда-моден» новое платье. Обязательно с летящей юбкой. Мама хорошо шила и с детства любила наряжать Людмилу.

Руслан – высокий, по-мужски красивый, «породистый», как мама любила его называть, хвастаясь перед подругами, вызывал в будущей теще почти неприличный восторг.

Татьяна Петровна краснела будто девочка, когда тот появлялся на пороге их квартиры с неизменным букетом цветов, не знала, куда усадить дорогого гостя, чем угостить. Когда Людмила поссорилась с женихом и втихомолку плакала на кухне, роняя слезы в недопитый чай, мама устроила ей истерику, обзывала недалекой дурочкой и неудачницей, которая обязательно проворонит свое счастье. Но, к ее радости, влюбленные вскоре помирились.

Людмила с головой ушла в свою невероятную любовь и не узнавала себя. Вещи, которые раньше были самыми важными: учеба, творчество, будущая работа, – стали серыми и скучными. Она, бессменная неподкупная староста группы, которую было невозможно уговорить прикрыть прогулы, сама стала пропускать пары, сбегая к своему ненаглядному Руслану, чтобы погулять с ним по Петергофу или покататься на речном трамвайчике по каналам.

Незаметно пролетел второй курс. Людмилина мама уже видела свою Людочку диктором как минимум программы «Время» и рассказывала взахлеб подружкам, какую головокружительную карьеру на телевидении сделает ее дочурка.