Елена Сушкевич - Апостол для Рафаэля. И не введи нас в искушение?!

Судя по всему тому, что случилось, в этот день Бог был чем-то невероятно занят. Возможно, временами всё-таки поглядывая на нас и надрывая живот от смеха, спрашивал: «Ну что, как тебе это? Выдержишь?» Я решил выдержать, несмотря ни на что.

– Готовьте форцепс! – заорал акушер и перестал давить на живот Лизы.

Медсестра, открыв железный блестящий ящик, достала оттуда неимоверно длинные щипцы с загнутыми внутрь концами, подобно хвосту клеща.

Это было похоже на один из инструментов средневековой инквизиции. Оно блестело тем ледяным металлическим блеском, который не обещал ничего хорошего. Акушер взял его в руки и нагнулся между широко раздвинутыми ногами Лизы.

И тут я струсил. Нагнувшись, чтобы в который раз поцеловать её лицо, я закрыл глаза и замер в таком положении. Мне не хотелось видеть тот ужас, который проделывал с ней инквизитор, надевший маску акушера. Лиза часто дышала, от боли она не осознавала окружающую действительность, какой-то лёгкий, еле слышимый шёпот доносился до моих ушей.

Я пытался прислушаться и поначалу мне это не удавалось, но потом через несколько мгновений я смог различить.

– Ужас… зло, которое здесь… это ты его впустил… ты, – всё тише говорила она, и потом её голос совсем умолк.

Открыв глаза, я посмотрел на неё, и тут Лиза выгнула спину, как если бы хотела встать на мостик, хотя в жизни она никогда не занималась гимнастикой, и резко на весь родильный зал из её горла раздался низкий мужской голос:

– Я буду первым во тьме.

И тут же крик младенца, словно подтверждение этому, раздался, разбиваясь эхом на гладких кафельных стенах родильного зала.

Несколько мгновений я не совсем понимал, что произошло, и только увидев полненькое тело новорождённого ребёнка в руках у медсестры, я осознал, что всё закончилось, закончились страдания Лизы, этот нескончаемый тяжёлый день, который выжал из меня последние силы и, судя по всему, капли рассудка тоже.

Лиза посмотрела на меня, на этот раз понимая, что она делает, и спросила:

– Где моя девочка? Я хочу её видеть.

Краем глаза я заметил, что нашу Соню собираются положить в кувез, я попросил, чтобы на минуту нам дали её подержать.

– На минуту, не более, – ответил недовольный акушер, ‒сейчас каждая минута дорога.

Осторожно он положил младенца на живот Лизы, и тут наша дочь приоткрыла свои глазки и их цвет поразил меня, они были небесно-синего цвета, я знаю, вы можете парировать, что большинство младенцев рождаются с голубыми глазами, но это не был обыкновенный голубой. Поначалу я даже не мог определить, что это за цвет, но потом я понял, что удивило меня, на самом деле у неё были глаза разного цвета. Один был голубой, а другой зелёный. Когда-то у моей подруги был белый кот с глазами разного цвета, но чтобы такое встречалось у людей, мне не доводилось слышать.

– Она красавица, как ты и обещал, – прошептала Лиза, и слёзы потекли у неё по щекам.

– Не плачь, всё уже позади, – прошептал я, целуя жену.

– Да нет, – сурово ответил акушер, – у вашей дочки было долгое кислородное голодание, вдобавок наложение форцепса особой пользы никому не приносит. Мы её увезём в реанимацию для новорождённых, и потом скажем вам, как она.

Осторожно взяв Софию на руки, он положил её в кувез и тут же выкатил его из родильной палаты.

– Реанимация? – Лиза расстроенно посмотрела на меня, не в силах вымолвить ни слова.

– Всё будет хорошо, она теперь с нами, остальное сделают врачи, тебе нужно сейчас думать о себе, ты устала, – сказал я, ласково гладя её по слипшимся от пота и слёз волосам.

– Я думаю, вы можете выйти, – сказал акушер, – нам осталось совсем немного.

– Ты хочешь, чтобы я остался с тобой? – неуверенно спросил я Лизу.

– Нет, – вздохнув, ответила она. – Посмотри, что с Соней, и потом скажешь мне, как она.

– Конечно, не переживай, как только узнаю, как себя чувствует наша маленькая принцесса, я тут же к тебе.

– Хорошо, – устало ответила она, в глазах читалось смятение и беспокойство.

Если первый роды прошли без сучка и задоринки, то эти, вторые, были настоящим испытанием. И для папаши, который впервые присутствует при родах своей жены, это испытание я выдержал с достоинством. Мне так кажется, по крайней мере, чувство сомнения довольно часто гложет меня в большинстве моих поступков. Эдакий судья, спрашивающий:

– Что бы вы сделали, если бы всё было по-другому?

Оглядываясь назад, именно на этот день, я бы ни сделал ничего, чтобы изменить ситуацию. Приобретение опыта даётся нам свыше. Кем оно даётся, не моя забота.

Я знаю одно: его нужно прожить, чтобы идти дальше, несмотря ни на что. Мой путь лежал в детское перинатальное отделение. Переодевшись перед входом в реанимацию новорождённых, я открыл дверь. То, что я увидел, напомнило мне сцену из фантастического фильма, где запрещено рожать детей и их выращивают искусственно. Десять ящиков из прозрачного стекла, стоящих один напротив другого, в которых лежали беспомощные недоношенные младенцы, некоторые совсем крохотные, почти игрушечные. Полупрозрачные пальчики, через тонкую папирусную кожу виднелись фаланги косточек, непомерно большие головы – эдакие инопланетные существа, рождённые нами.

Озираясь вокруг, я пытался найти свою дочь, но это оказалось нелегко. Чаще всего младенцы в первые часы своей жизни все на одно лицо, и различить, где был мальчик или девочка, я не смог.

Среди бирок с именами и фамилиями детей я так и не нашёл Соню. Выйдя из отделения реанимации, чтобы найти педиатра-неонатолога, я наткнулся на двух санитарок, одна из них несла в руках свечку, которые ставят за упокой. Сочувственно вздыхая, они перешёптывались:

– Как жаль, хорошенькая была девочка.

– Да, ещё повезло, что мать спасли, после всего, что она перенесла, это было либо кесарево, либо щипцы.

– Как назвали-то маленькую покойницу?

– Пока не знаю, врач пошёл искать отца, не хочет матери ничего говорить, она во время родов бредила, спаси Бог её душу, – перекрестившись, ответила санитарка своей напарнице.

– И воистину, помилуй нас грешных, Боженька! Такого ангелочка забрать, – и она прослезилась, утирая ладонью слезу, катившуюся по щеке.

– Ты видела, какие у неё были глазки?

– Да, таких я ещё ни у кого не видела.

Смысл последней фразы начал медленно, как во сне, доходить до меня. Не хотелось верить в безысходность и ужас происходящего, и это затормаживало все мои реакции. В начале услышанного мной разговора тревога росла подобно снежному кому и последняя фраза бросила мне этот ком в лицо.

Я обессилено сполз на пол вдоль стены коридора, и сердце, казалось, вот-вот остановится. Лиза так хотела девочку, она так мечтала о ней, куча одежды розово-пастельных тонов… какому ребёнку повезёт всё это носить? Наша принцесса стала королевой царства невинных.