Любовь Сладкая - Побег в замужество

– А что, я ошибся, и у моей обожаемой жёнушки есть какие-то иные проблемы?

– Нет, конечно же нет, – позволяя мужчине полностью себя раздеть, я бледно улыбнулась.

– Тогда, дорогая Зузу, тебе не о чем страдать! Мы еще так молоды, здоровы, у нас все впереди. Как врач тебе заявляю: для зачатия нет никаких препятствий. Но если все же богу будет угодно… если у него есть на нас какие-то свои, иные планы, и он не позволит нам стать родителями, то и тогда я не перестану благодарить его за ту встречу, подарившую мне истинное счастье обладать самой красивой, самой нежной, самой удивительной из всех женщин!

– И кто же она? – лукаво сощурясь, я хотела увести мужа от тревог о будущем потомстве, а также услышать комплимент: женщинам приятно слышать любые нелепости о своей привлекательности, пусть даже их повторяют одни и те же губы по несколько лет кряду.

– Это, конечно же, ты, Зузунда! А что, в мире есть кто-нибудь еще, кому я отдал свое сердце? У меня же оно одно! А без сердца нельзя любить.

– И я тебя слишком люблю, мой Аделард, – зарываясь пальцами в его рыжей шевелюре, я таяла от удовольствия, забывая в этот момент также и о визите маменьки, уплывая на волнах страсти во Вселенную, где мы были только одни – он и я.

Запрокинув мои ноги себе на плечи, мужчина подложил мне под попу специальную твердую подушку, лежащую на кровати с такой вот целью, и, еще раз нежно поцеловав нежные складочки, погрузил туда свой вздыбленный мужской орган. Он у Аделарда был огромный и красивый, так что я поражалась: как это в таком прекрасном теле все может быть настолько ладным.

Выждав несколько мгновений, пока мое женское сокровенное привыкнет к его размерам, мужчина начал делать осторожные толчки, все время лаская мою грудь, легонько сжимая и растягивая соски. Взгляд его карих глаз был устремлен на мое лицо, и Аделард понимал каждое мое чувство и ощущение, чтобы умело руководить процессом.

Я не могла и не хотела сдерживать порывы тела, и мы двигались в унисон, сплетаясь руками, ногами, проникая языками и соединяясь тайнами, смешивая наши соки и слюну, пот и слезы радости, существуя отдельно от реального мира, в своей собственной одурманивающей Вселенной.

– Люблю, – услышала я рык Аделарда, прорывающийся ко мне сквозь туман сознания, и тут же ощутила выброс семени, оросивший мое лоно.

Не знаю, почему, но в этот раз я не получила волшебной и ослепительной разрядки единовременно с ним. Возможно, причиной тому было посещение моей матушки и те тягостные думы, которые затаились у меня внутри. Заметив, что я не улыбаюсь так, как прежде, да и не утомлена настолько, чтобы расслабить тело и тут же погрузиться в сон, Аделард тоже решил не спать. Покрыв благодарными и нежными поцелуями мое лицо и грудь, он встал с кровати и последовал к застекленному шкафчику. Открыв дверцу, вынул и поставил на стол инкрустированную камнями и золотом шкатулку; щелкнул замок – и мужчина извлек оттуда переливающиеся в льющемся из окна лунном свете жемчужные бусы. Белые и крупные, жемчужины были плотно нанизаны на нитку, потому что до меня их никто не одевал. Они были живые, свежие, и стоили немыслимых денег.

«Вот продав их, я и могла бы расплатиться потом со своей матушкой», – мельком подумала я, но сразу же и отогнала от себя эту чудовищную мысль: зачем лгать мужу, омрачая чистоту нашего брака.

Бусы Аделард купил в честь первого показа мод в моем салоне. Он как раз вылечил дочь какого-то знатного вельможи, от которой отказались все остальные лекари, так что бедняжке пришлось бы, по всей видимости, умереть, если бы ее отец не рискнул обратиться к молодому и неопытному парню. Но муж взялся за безнадежную пациентку, поставив на кон все. И – победил болезнь, а также заработал себе такую репутацию, такую славу, что сразу же стал знаменитостью и получил авторитет светила медицины.

К нему на прием записывались в очередь за месяц наперед и даже больше. Но Аделард Минкас не зазнался после всего этого, он принимал и бедных, и богатых, а плату брал посильную, не заламывал цену, как сделал бы на его месте кто-нибудь другой. И за это качество он вознесся еще выше. Прохожие снимали перед ним шляпу, я же просто боготворила.

Так вот, вельможа расплатился с моим мужем согласно прейскуранту, но также потребовал принять еще и особенный гонорар.

– Эти бусы привезены мной из Индии, в подарок любимой дочери. Но… я застал ее умирающей, дни моей Изабеллы были сочтены, и все мы приготовились к ужасному горю. И вот, ваши золотые руки, ваш ум сделали невозможное. Поэтому примите от меня этот подарок.

– Но, вы уже и так щедро мне заплатили, этого будет вполне довольно, – возразил Аделард. – Я делал только то, что и полагается делать врачу, и право, не только в том моя заслуга, что ваша дочь выжила. Значит, так было угодно богу. Я, конечно же, признателен. Но – нет. Вручите бусы Изабелле, как и намеревались, ей они будут к лицу.

– Моя дочь могла умереть, – вельможа был непреклонен, а в его глазах светилась такая настойчивость и уверенность, граничащая с яростью, что было бы бессмысленно продолжать спор и упрямствовать дальше. – И я хочу! Я требую, чтобы вы предоставили мне возможность отблагодарить вас просто ценным подарком, взамен того бесценного, который сделали мне вы!

– Ну хорошо, только… – беря в руки бусы, переливающиеся разными оттенками безупречно круглых жемчужин, смутился муж.

– Никаких только! – обрадованный вельможа также поклонился. – Говорят, эти бусины – символ женственности и материнства. Моя дочь еще юна, и ей рано думать о браке. А вот вы женаты, так что… Подарите эту нить вашей жене, и пусть она отблагодарит вас рождением прелестных наследников.

– Так я и сделаю.

Долго я не решалась надеть на себя этот немыслимо дорогой подарок, считая, что не достойна носить такое. Да и куда мне было его одеть? Несмотря на то, что мы с Аделардом заслужили свое место в обществе, все-таки оно нас не принимало: я была дочерью проститутки, а муж – безродным сиротой. И что кому до того, что свое состояние мы заработали своим умом и руками. Нас не приглашали на приемы и балы. Вот только мы не очень-то и горевали по этому поводу, продолжая трудиться, и наслаждаться общением друг с другом.

Как-то Аделард принес в дом старый манускрипт, толстый и пожелтевший от времени, сокрытый в кожаном чехле. Развернув его, он стал читать. А на второй день подозвал меня к себе и, указав пальцем на рассыпающуюся страницу, сказал:

– Посмотри Зузу на этот рисунок, видишь?

– Что такое? – закалывая нитку с иголкой в свой фартук, который был снабжен множеством карманов и мелких элементов, утыканных иголками, булавками да шпильками, спросила я, заглядывая через плечо.