Любовь Сладкая - Два мужа для ведьмы

– Ты так считаешь? – лицо маменьки вдруг красиво зарумянилось. И мне тут же захотелось пощекотать ей нервы. Не знаю, что на меня нашло, ведь обычно я вела себя серьезно и правильно.

– Я вот не понимаю, отчего это Ковальский до сих пор не женится, – украдкой наблюдая за реакцией мамы, сказала я. – Он такой красивый, даже слишком. И вот если бы не этот ужасный барон Экберт… Вот если бы милашка-Серж предложил мне выйти за него замуж, то я бы с радостью.

– Милена!!! – хватаясь за грудь, маменька даже пошатнулась. – Тебе что, и вправду нравится наш сосед? Ты, возможно, имела на него какие-то романтические планы? Говори…

– Да не так чтобы, ну все же…

– Ах, но он же беден, как церковная мышь, – я понимала, что зря начала этот разговор, потому что маменьке, по всей видимости, становилось дурно, грудь ее начала сильно вздыматься, словно ей не хватало воздуха, а лицо внезапно побледнело. Но я уже не могла остановиться.

– Ну и что? – сказала я, нарочито закатив глаза. – А разве бедных нельзя любить? К тому же юноша молод, и вся жизнь впереди, возможно когда-то Серж разбогатеет, а если и нет, то все равно.

– Но ты ведь его не любишь? – и, подойдя к кушетке, маменька просто-таки свалилась на нее, ухватившись за лоб руками.

– Да нет же, успокойся, – улыбнулась я. – Я не совсем это имела ввиду. Просто… разве не странно, что парень до сих пор холост? А мог бы уже иметь жену, детей, он словно барон Экберт де Суарже, право! И что эти мужчины себе думают? А вдруг и он ведет тайную распутную жизнь? Посещает публичные дома, или забавляется по-тихому с какой-то хорошенькой служанкой?

– Милена! Я не понимаю, что с тобой произошло? – обмахиваясь вышитым платочком, маменька постепенно приходила в себя. – Что за подозрения? Где твоя девичья стыдливость? И вообще… а что это у тебя за кольцо на пальце? – спросила она, наконец-то увидев мой перстень, – что-то я раньше его не замечала…

– Подарок моего жениха, – дерзко вскинув подбородок, я выставила вперед руку и пошевелила пальчиками, демонстрируя поблескивающие в лучах утреннего солнца камешки. – У меня же вчера была помолвка.

– Но… я что-то не припоминаю, чтобы барон Экберт де Суарже дарил тебе этот перстень…

– Ты была слишком увлечена мыслями о мешочках с золотом, – ехидно бросила я, все больше удивляясь перемене своих нравов. Могла бы я раньше позволить себе столь фривольные фразы? Так откровенно обманывать маменьку, подленько шутить? Но – так уж получалось, что мой новый статус невесты барона Экберта де Суарже изменил и мой характер тоже.

– Не нужно меня в этом упрекать,– вздохнула маменька. – Я ведь не только ради себя стараюсь. Разве тебе было бы хорошо выслушивать мои бесконечные жалобы, видеть, как я постепенно состариваюсь и превращаюсь в злобную каргу, только от того лишь, что вынуждена терпеть постыдную нужду? Девочка моя, ничто так не убивает, как потребность считать каждую копейку и экономить. Да и – тебе и самой было бы неловко, став баронессой де Суарже, иметь мать-нищенку. И потом… после моей смерти все это и так достанется тебе, я же не заберу все золото с собой в могилу?

– Да что с тобой? – видя, как губы у маменьки трясутся, а на глаза наплывают слезы, я постаралась ее утешить. – Все нормально, а кольцо барон надел мне на палец, когда ты нюхала цветы.

– И все же… странно, что я не заметила этого волшебного момента, обычно мужчины делают этот жест пафосно, демонстративно. Знаешь, дочь, а это редкое качество – такая скромность.

– Ага, – вспоминая ночное посещение моей спальни, ухмыльнулась я. – Мой будущий муж слишком непритязателен и доверчив.

– Я думаю, он слишком влюблен, – глаза маменьки высохли, а на губах заиграла мечтательная улыбка.

– Я тоже так думаю, – сказала я, блаженно потягиваясь в кровати и бросая украдчивые взгляды в сторону открытого окна, за которым простирался парк, потом густой старый лес, глухая чащоба которого так часто манила меня посетить ее. Но я боялась. Теперь же, казалось, могла запросто побежать туда хоть босиком – вот к чему привела помолвка и мой новый статус невесты.

И вдруг мне захотелось сделать что-то такое, чего я не позволяла себе раньше. Спрыгнув на ковер и ухватившись пальцами за длинные края ночнушки, я затанцевала, словно снова была на балу, и неслышимая музыка играла только для меня. Я закрыла глаза, а незримые кавалеры, выстроившись в ряд, по очереди подавали мне руки, я же привлекала их к себе, сдавливая в объятиях и выгибаясь немного назад. Двигаясь по призрачному залу (по кругу против часовой стрелки, как и подобало вальсировать), я меняла кавалеров, словно перчатки, отбрасывая надоевших резким движением ноги.

– Что с тобой, Милена? – ужаснулась маменька, глядя на мнимую оргию. – Уж не сглазили ли тебя?

– Нет, напротив! – резвилась я, представляя полонез и сразу же переходя на котильон, которым обычно заканчивались королевские балы. Выстроив кавалеров в ряд, я приподняла свои «пышные юбки» и задрыгала ногами, подпрыгивая как можно выше, безудержно при этом хохоча.

– Господи… Нужно будет позвать священника, – стонала маменька, обмахиваясь платком. – Что здесь происходит? И прилично ли молодой девушке так себя вести?

– И как же?

– Настолько дерзко!

– Но я ведь уже невеста, а через неделю стану баронессой Миленой де Суарже! – отвешивая нижайший поклон в сторону «царствующих особ» (конечно же, тоже призрачных и сидящих, вместо трона, на моей кровати, прямо на подушках) все смеялась я. – Все хорошо, просто мне захотелось потанцевать!

– Вот, выпей холодной воды и успокойся, а не то…

Выхватив из маменькиных дрожащих пальцев стакан, я залпом осушила его до дна, а потом, послав ей воздушный поцелуй, бросилась вприпрыжку к зеркальной двери, отделяющей мою спальню от ванной.

Маменька же, стеная, удалилась ждать меня внизу.

Наспех помывшись, я позвала служанку. Мне просто необходима была ее помощь, чтобы одеть на себя сначала тонкую муслиновую сорочку с коротким рукавом и низким вырезом, отделанную лентами, кружевом и вышивкой. Потом девушка должна была напялить на меня корсет, чтобы, затянув его потуже сзади, и закрепить на бедрах панье. Но я отказалась от слишком тугой шнуровки и неудобной, нелепой конструкции, в основание которой был встроен китовый ус – надутые и смешно торчащие в стороны платья давно вышли из моды, но маменька все так же старалась придавать своей фигуре эту нелепую форму, заставляя и меня следовать ей.

– Подай вот тот легкий, – указала я служанке на мягкий бежевый топ, удобно облегающий мне талию и немного приподнимающий грудь.

Затем подошла очередь одеть на себя длинные шелковые чулки на подвязках. Один раз надев их, затем я дарила чулки служанкам, так как после стирки они теряли форму. Но мне всегда было невдомек: зачем такие изыски, если этого роскошного предмета гардероба все равно никому, кроме меня, не будет видно из-под множества длинных юбок, которые обязательно нужно было одеть поверх корсета. Панталоны одевать было не обязательно, но все-таки я решила облачиться в эту диковинную новинку, напоминающую мужские брюки. Только вот портниха, у которой мы заказывали белье и одежду, была просто волшебницей и ухитрилась придавать им форму юбки, делая длинные шелковые штанины, свободные и легкие. Так что когда я набросила сверху бледно-лиловое платье, оно красиво легло по формам, выгодно оттенив мою бледность.