Фёдор Титарчук - Я дарую Вам презренье. История безымянного человека

© Фёдор Титарчук, 2018

ISBN 978-5-4493-8026-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Перелом в сознании общества начался, наверное, с фильма «Бойцовский клуб». В сознании, которое задает вопросы вроде: «Где же моя война?», «Почему я работаю и только работаю?» и «Почему общество указывает мне то, что верно, а что аморально и противоестественно?»

Именно так! Перелом начался и подвижки уже налицо, но вот что делать тем, кто своим нутром ощущает ущербность этого общества, но обстоятельства, архаика и прочие условности сковывают его сильнее стальных обручей, заставляя делать именно то, что требуется для чьего-то блага, замаскированного под «всеобщее» или «общественное»?

Наверное, протестовать! И только! Но как выразить свой протест там, где это не приветствуется и является аморальным и неприемлемым?! Примерно так, как это делает, пускай и подспудно, не совсем осознанно, главный герой этой книги.

Чистота санузла была явно переоценена. Разводы на кафеле, оставленные, должно быть, той же тряпкой, которой мылись и полы, явно указывали на откровенное наплевательское отношение к указаниям собственника, для которого чистота была ещё тем пунктиком.

Почему-то разводы Его сейчас интересовали больше, чем все происходящее вместе взятое. Наверное, потому, что Его мутило и мутило сильно. Голова готова была развалиться на части, желудок переполнялся спазмами, выбросив уже несколько раз все, что только мог, наружу. Пот заливал глаза, а ноги, предатели, так и грозили подкоситься, окунув Его головой в унитаз.

«Хотя, это было бы не самым плохим решением!» – почему-то пронеслось у Него в голове. Вода Его манила, падала в очередной раз потоком, унося с собой все, что в неё попадало из вне. На это Он мог бы глядеть бесконечно, если бы…

Если бы не начало рабочего дня, коллеги, протопавшие сначала в одну сторону, потом обратно, задержавшись на какое-то время у рукомойников, и… И Он не выдержал – вышел. Хотя пошатывающуюся походку и неуверенные шаги стоило бы охарактеризовать как-то иначе, например – выпал из кабинки – но пускай будет все же – вышел.

Со стороны зазеркалья на Него глядело нечто, чего стоило опасаться не только там, за стеклом, но и, стоит признать, в жизни тоже. Огонь в потухшем взоре горел где-то далеко-далеко, в самом далеком уголке замусоренной и необжитой пещеры, что своими низкими сводами давила на присутствующих и продуцировала в них приступы клаустрофобии вперемежку с беспричинной паникой. Прическа требовала многого – и, в первую очередь, не укладки. Не мешало бы после ночной прогулки её хорошенько вымыть, удались оттуда, по крайней мере, остатки табачного пепла и чего-то ещё, что оставляет после себя пена с пенных вечеринок. Осунувшаяся кожа землистого цвета уже не удерживалась уставшими мышцами и свисала комьями на щеках, под глазами, на подбородке.

Он ещё раз взглянул на свое отражение, улыбнулся оному, и не нашел в том ничего привлекательного, что могло бы…

Вода заливала уши, текла за ворот рубахи и так безвозвратно испорченной, мыло пенилось, но явно мыть не желало. Намыливши голову вторично, Он вновь опустился под струю, дарующую прохладу и возвращающую Его к жизни. Благо, что рабочий день начался и Его в умывальном отсеке санузла ни кто не беспокоил.

Прошлый вечер, как и предыдущий, как, в прочем, и многие иные, начался с все той же фразы: «Сегодня без меня! Завтра тяжёлый день, хочу выспаться…» и, естественен, вылился во все то, во что и должен был.

Он выбрался из санузла, каким-то чудом протопал по коридору, заливая пол каплями воды, стекающей с волос, бегущей по рубашке и попадающих даже на джинсы. В санузле, как водится, бумажных полотенец не водилось, автоматическая сушилка работала как угодно, но только не по назначению, а о существовании туалетной бумаги для таких целей Ему пришлось отказаться после прошлого раза, когда остатки той намертво засели у Него в волосах и лишь порождали ненужные вопросы.

Воспоминания к Нему возвращались. Но возвращались сложно, с головной болью и в приступах, сопровождающихся провалами в памяти.

Футболка оказалась на месте. Слава всевышнему! Но, увы, последняя. Купленная для таких случаев пачка из десятка китайских хлопковых футболок как-то сама собой растаяла, превратившись в кучу нестиранного белья дома. Наверное, в эту же кучу сегодня отправится и рубашка, которой Он сейчас активно вытирал волос, старясь привести Себя хоть в какую-то видимость порядка.

Утро выдалось прохладным. То ли случилась аномалия посреди лета, то ли тому виной близость реки, а может и остатки алкоголя, активно пополняемые в течение ночного загула, а теперь не менее активно перерабатываемые организмом… или уже не перерабатываемые. Но Он проснулся от ощущения нечеловеческого холода. Очнулся на лавочке посреди парка, посреди города, в пяти шагах от навесного пешеходного моста через реку, что своими канатами напоминал ему незавершенную гигантскую арфу. Примерно так – задумали создать арфу, скажем, для некоего местного божества из городской мэрии, или для неведомого технического новшества – робота, например, – витало у него в голове, – а потом то ли передумали, то ли средств не хватило, но применить куда-то уже собранную конструкцию было необходимо – деньги израсходованы, инвесторы нервничают – вот и водрузили сию конструкцию на берегу реки, быстро переквалифицировав её в мост.

Рядом, на той же лавке, лежала особа, чей возраст явно уходил куда-то в довоенные годы, – по крайней мере именно так она выглядела, – и в том, что у них все получилось, а расстегнутые брюки и валяющийся рядом использованный презерватив указывали именно на то, – было больше её заслуги, чем Его очарования.

Особа сладко спала, подложив себе под голову его свернутый в валик пиджак Её коровьи ножки время от времени подрагивали, едва укрытые тонким материалом короткой юбки. Пышные формы заполняли собой едва ли не все пространство лавки, и Он удивлялся, каким образом нашлось место и для Него. Судя по тому, что очнулся Он все же не на самой лавке, а рядом, на выложенной плиткой пешеходной дорожке, – то ни как.

– Что? Опять? – вырвал из воспоминаний Его Женька, местный Кулибин и по совместительству едва ли единственный друг на работе.

– Оставьте морали, уважаемый! Лучше налейте! – ответил несколько высокопарно Он. Высокомерие, конечно же, было напускным и оба они это прекрасно знали, залившись тут же смехом.

– Похмелить? – уточнил Евгений.