Татьяна Богатырева - Любой каприз за вашу душу

Как мне было хреново! Я и забыла, что такое перегрев и обгоревшая кожа. Последний раз такое со мной случилось лет в двенадцать, на Крите, когда я самостоятельно пошла на пляж и там уснула.

Героическая Люси поила меня водичкой, мазала кремом и подставляла тазик. Даже ночевать со мной осталась:

– Муж в командировке, а детки за меня не волнуются. У них свои взрослые дела, – вздохнула она с явным сожалением.

В этот раз о детях Люси я не узнала ничего, не до того мне было. И более-менее пришла в себя только к вечеру воскресенья. Проснулась от скрипа кресла-качалки, несколько минут не могла понять, кто я и где я, потом разглядела в полумраке Люси.

– А, проснулась. – Она подсела ко мне, помогла сесть в подушки. Я поморщилась: кожа горела и скрипела, так что шевелиться было больно, и касаться простыней – больно, и жить тоже было больно. – Ничего, завтра будет намного лучше. Пей.

Вручив мне кружку прохладной воды, Люси взяла со столика у кровати какие-то бумажки, повертела в руках, хитро улыбнулась.

– Ирвин Говард, значит. У тебя хороший вкус.

Я вопросительно булькнула: что Ирвин?

– Билет в Милан на сегодняшнюю ночь, бизнес-класс. Приглашение в Ла-Скала на послезавтрашний вечер, премьера «Турандот», Калафа поет Андреа Бочелли.

– Сегодня?.. – Я приподнялась, но тут же легла обратно. Голова кружилась так, что я не то что до самолета, до туалета не дойду. – Вот же…

– Ничего, мужчину полезно немного помурыжить, – сочувственно вздохнула Люси. – Чтоб больше ценил.

Я согласилась. А что было делать? Плакать, что моя давнишняя мечта послушать Бочелли вживую почти осуществилась, но я такая дура, что обгорела и не могу поехать в Милан? Дура… если б я знала!.. А Ирвин тоже хорош. Билет на ночь воскресенья, опера – во вторник, между прочим, у меня работа. И он знает об этой работе. И знает, что гениям плевать на билеты в оперу, у гениев печеньки кончаются и кофе варить некому.

Козлы. Ненавижу.

Я все же хлюпнула носом и разревелась от жалости к себе.

Меня, может, никогда больше лорд не пригласит в Ла Скала! А они, они… особенно Джерри!..

Минут десять я вдохновенно рыдала, жалуясь на несправедливость жизни и больную голову, а также руки, ноги, спинку и животик. Люси гладила меня по волосам, утирала нос платочком и отпаивала минералкой.

– Все, успокоилась? Вот и умница. Пошли-ка умываться.

После умывания, прохладного душа и намазывания горелой меня лечебным кремом я в самом деле успокоилась и даже начала немножко соображать. К примеру, что к билетам могла прилагаться записка… с чем-нибудь приятным… ну там фламинго, то-се…

Записка в самом деле была: «Том и Джерри не погибнут без вас за четыре дня, а если погибнут – сами виноваты. Ирвин».

И все. Ни слова на тему «хочу видеть вас, моя прекрасная Роза», или там «скучал, думал о вас». Без небылиц, да? Торговец базарный! И не особо-то мне хотелось в Ла Скала!

Скомкав записку, я швырнула ее в открытое окно и тут же услышала хмыканье Люси.

– Вот теперь я за тебя спокойна. Жить будешь.

– Не дождутся! – Я откинулась спиной на подушки и зашипела от боли. – Как думаешь, если я не выйду на работу завтра, они умрут с голоду?

Люси засмеялась:

– Пострадают, сожрут полдюжины пицц и начнут ценить свое счастье. Может быть. Недолго. А ты не вздумай высовываться на солнце. И купи себе крем с фильтром сто, для младенцев.

– Агу! – согласилась я.

В следующие два дня на работу я не пошла: Фил выдал индульгенцию до выздоровления. И вестей от Ирвина не получила. Зато, наконец, вдоволь натрепалась с Манюней по скайпу: если не надо рано вставать, можно допоздна сидеть в сети. Поделилась с ней шоком от найденного в тапке скорпиона, пожаловалась на местный отвратительный фастфуд и еще более отвратительный общественный транспорт, выслушала новости о кое-каких наших приятелях и очередных Манькиных перипетиях со строительством дачи… В общем, почувствовала себя почти что дома. Правда, об Ирвине я не рассказала, Манюнюэль б мне голову откусила за то, что отказала мужчине, о котором все ушли ей прожужжала. Я так и слышала ее укоризненное: «Дурище принципиальное, думаешь, кто-то оценит твою высокоморальность? Ладно, я понимаю, пока была замужем за своим Козлокобыловым, но сейчас-то что тебе мешало получить удовольствие? Так и помрешь, не узнав, что такое оргазм».

Нет уж. Обойдемся без нравоучений. Зато байки о гениальных козлах и прочей артистической живности пошли на ура, и Манюня строго велела не телиться, а выбрать себе вменяемого мужика и не страдать фигней.

Еще б найти его, этого вменяемого мужика! Учитывая, что на китайцев, латиносов, негров, панков и инвалидов меня не тянет, а белых и здоровых (в смысле не инвалидов) граждан мужского пола и традиционной ориентации в ЛА меньше процента.

И что я отказалась от ночи с Ирвином? Дурище!

В среду, явившись на очередной кастинг, первым делом я выслушала стоны Тома и вопли Джерри насчет моей безответственности, дурости и прочая, прочая. В отместку я им сообщила, что кофемашина сломалась, и кофе теперь будет только из автомата на первом этаже. Оба заткнулись, переглянулись и велели приступать к работе, а то там за дверью опять куча дебилов.

Через пару часов (без итальянского мата и жалобных стонов) кофемашина сама собой починилась, и кастинг пошел своим чередом. Без мата! Джерри даже на первую чашечку капучино буркнул что-то вроде «спасибо». Хотя, наверное, мне показалось.

В пятницу к обеду кошмар под названием кастинг завершился полной и безоговорочной победой гениев над жестоким и несправедливым миром. Нашелся даже Крысолов в лице белобрысого официанта из «Зажигалки». Его привела Люси (кто бы сомневался) и даже растолкала Тома, чтобы он проснулся. У Гюнтера оказался отличный голос, непонятно, что он в официантах делал.

– В «Зажигалке» с левыми подработками он получал намного больше, – просветила меня Люси несколько позже. – Однако славы-то хочется.

Угу, на славу он и смотрит влюбленными глазами, а Люси тут вовсе ни при чем. Верю!

А пока, то есть после окончания кастинга и сытного обеда в ресторане небезызвестного синьора Пьетро (мужчины всегда добреют после обеда, это доказано британскими учеными), я решилась снова поговорить с Джерри. Извиниться. Я же не нарочно, а он? Принеси, подай, пошла вон… обидно, между прочим.

Я даже момент подкараулила, когда Том отлучился куда-то, а Джерри завис у стойки с текилой, и сразу ухватила быка за рога.

– Слушай, мне жаль, что так получилось. Очень жаль. Извини меня, пожалуйста. Не злись.

Он уставился на меня поверх бокала. Так внимательно, что я чуть не поверила, что все-таки простит. Конечно, глупо надеяться на что-нибудь вроде «мир-дружба-жвачка», но… я все-таки надеялась. Даже дышать почти перестала.