Марк Агатов - Жуткая тайна Казантипа. Книга третья

– Так у нашей секретарши и так глаза горят при вашем появлении в издательстве, – буркнул под нос редактор.

– Кривуля, ты что, совсем тупой?! – заорал директор. – Я не о секретарше с тобой говорю, а о женщинах! О женщинах-журналистках, которые будут брать у меня интервью. Я хочу, чтобы было всё так, как в моей юности, когда я только начинал спортивную карьеру. Ты бы видел, какими глазами на меня смотрели женщины, причем разных возрастов, от 16-ти до бесконечности. Они сами на мне висли и ничего за это не требовали! А сейчас все не то! Куражу нет, Кривуля, одна механика процесса осталась. А мне нужны глаза, огромные влюбленные глаза, как тогда, чтобы каждое слово мое ловили! Чтобы интервью писали со мной, а не с этим Маркусом Крыми, потому что я пошел ва-банк и опубликовал «Пятую колонну», невзирая на угрозы и смертельный риск быть убитым. Короче, Кривуля, тащи рукопись, и мы запускаем в работу «Пятую колонну».

– А у меня ее нет, – чуть слышно произнес Кривуля.

– Как это нет?! – вскочил с кресла Македонский. – Рукопись неси, грантоед хренов!

– Ее украли! Вчера еще в столе была, а сегодня пришел на работу, дверь в кабинет нараспашку и рукописи нет. Ее украли в мое отсутствие.

– И я тебе даже скажу, кто ее украл, два недоноска из «Просвиты», которые корчили из себя иностранцев перед Олей. На ломаном русском говорили, и часы швейцарские светили, чтобы мозги секретарше запудрить. А ну, колись, сука, кто приходил к тебе? – схватил за горло Кривулю Македонский.

– Они иностранцы, не с «Просвиты», настоящие. Мамой клянусь!

– И откуда они? – понизил голос до зловещего шепота Македонский.

– Из Канады, оба, – задыхаясь, прохрипел редактор. – Отпустите меня, я правду сказал.

Македонский брезгливо отшвырнул от себя Кривулю, поправил галстук, и как ни в чем не бывало, продолжил беседу.

– Вот, скажи-ка мне, львовский гастарбайтер, почему ко мне никакие иностранцы не ходят, а к тебе как на водопой всякие козлы прут бесконечным потоком? Что у тебя за дела могут быть с иноземцами? Я бы еще понял, если бы к тебе бабы табуном ходили, но чтобы мужики канадские? Ну, что ты им можешь дать?! А может, ты «голубой»?

– Как вы можете такое говорить, – обиделся Кривуля. – У меня жена бухгалтер, уважаемый человек. А я в бога верую. Это грех большой.

– Тоже мне, верующий нашелся! – продолжил Македонский. – Да если бы ты по-настоящему в бога верил, то заповедь «не укради» соблюдал. Ты рукопись этим канадцам отдал!? В глаза, в глаза смотреть!

– Нет, – стоял на своем Кривуля. – Ее украли.

– Значит, правду говорить не хочешь, ворюга, – перешел на крик Македонский. – Ну, что ж, будем разбираться с тобой в милиции. Это кража интеллектуальной собственности! Маркус Крыми на тебя в суд подаст, и ты заплатишь за роман миллион долларов. Но у тебя есть еще шанс. Верни рукопись, и я забуду наш разговор. Сутки даю, но если ее завтра не будет на моем столе, то тобой займется милиция. За этот роман Маркус Крыми тебя по судам затаскает. До конца жизни не рассчитаешься, – сжимая кулаки, пошел на Кривулю Македонский.

– А никто судиться со мной из-за «Пятой колонны» не будет! – отскочив в сторону от директора, крикнул Кривуля.

– Это почему же? – остановился Македонский, собираясь врезать редактору в челюсть.

– Потому что Маркуса Крыми вычеркнули из списка живых. Он умер. Его больше нет на этом свете.

– С чего ты взял? – удивленно уставился на Кривулю Македонский.

– За ним сотня журналистов гоняется по всей Москве, и найти не может. «Желтая газета» отрядила на его поиски своих лучших репортеров, деньги пообещали тому, кто укажет место, где он прячется. И ничего. Они все подвалы облазили, все больницы. Нет Маркуса, сгинул! Мало того, его жена Ирина вернулась к первому мужу. Вы себе можете представить, чтобы жена бросила мужа-миллионера?

– Так уж и миллионера, – недоверчиво посмотрел на Кривулю Македонский.

– Миллионера, потому что в договоре написано, что при тираже его книг от 50 тысяч и выше, автор получает 20 процентов от стоимости всего тиража. Вы же сами подписывали этот договор.

– Подписывал, потому что его книги выходили пятитысячным тиражом и потом месяцами в магазинах лежали. Вот и добавил я туда этот пункт, кто ж думал, что он станет таким популярным. Мне нужно было на десять лет привязать его к издательству. При малых тиражах он получал 1 процент от изданных книг натурой. Вот и приходилось ему писать по нескольку детективов в год, чтобы премию получить за перевыполнение плана, – пояснил Македонский.

– Так и я вам о том же говорю, Маркус Крыми живой никому не нужен, ни жене, ни издательству, – заговорщицки подмигнул Кривуля.

– Ты кому подмигиваешь!? – дико вращая глазами, заорал Македонский. – Рано хоронишь, он еще тебя переживет. И гонорар я выплачу Маркусу весь до копейки, потому что договор дороже денег. Если я что сказал, то выполняю обязательно, потому что мужик сказал, мужик сделал! А ты, сука продажная, чтобы завтра мне рукопись вернул, всю до единого листочка! А не принесешь, задушу собственными руками!

Джон Смит, тощий, двухметровый телеоператор с мясистым жирным носом держал в руках горячую сковородку, на которой шипела глазунья, а сам глазами выискивал в толпе своего коллегу. Наконец, он увидел корреспондента Би-Би-Си в фирменном жилете с надписью «PRESSA» и стал махать ему рукой.

– Ты все снял?– подлетел к нему Олег Есаулов, плотно скроенный тридцатилетний мужчина, с незапоминающимся лицом. В отличие от англичанина-оператора, корреспондент Би-Би-Си был из местных и говорил с иностранцем на русском языке, изредка вставляя английский слова.

– Я ничего не снял. У меня была в руках горячая сковородка. Подержи.

– На хрена тебе сковородка? – заорал корреспондент. – Толпу надо было снимать, выбегающую из подъезда. Откуда у тебя эта сковородка!? Выкинь ее на хрен!

– Погоди, не кричи. Я все сейчас понял. Эту сковородку мне передал сумасшедший писатель. Он в бабу переоделся и убежал вверх по тропе.

– Джон, ты понял, что сказал? – спросил журналист.– Баба-писатель выскочила из подъезда со сковородкой в руках?

– Да, да, правильно. Он не просто баба, он гейша был с белым лицом и узкими глазами.

– Если гейша, то это меняет дело, – забрал у оператора сковородку журналист. – Надо было поймать его, гейшу эту, твою мать. Или меня позвать.

– Понимаешь, она горячая была, прямо с плиты. Я палец обжог даже. Но я не сразу понял, что это писатель-поджигатель.

– Чего? – удивленно посмотрел на оператора журналист.

– Он вначале поджог дом, а потом схватил сковородку и побежал на улицу вместе с толпой.

– Ты, что, хочешь, чтобы я это все передал в Лондон?