Артём Зинченко - Это убьет тебя раньше, чем СПИД

– Бесконечно можно смотреться на три вещи, – протянул Марк, усаживаясь в кресло напротив. Он тоже смотрел на этих девчонок. – Как течет вода, как горит огонь, и как лижутся две молодые девушки. Самое прикольное, что на трезвую голову, они терпеть друг друга не могут, но как только закинутся викодином – их словно не узнать!

Улыбнувшись, в ответ, я приложился к бутылке.

Смотреть на этих баб уже не было никаких сил. Я вспомнил, как ещё в годы учебы в институте имел знакомство с одной лесбиянкой. Я тогда был полон решимости обратить эту лесбуху, но естественно, у меня ничего не вышло. Что, собственно, значит « Обратить лесбуху »? Ну, знаете, это когда тебе нравятся девчонки, и вот понравилась одна, а она оказалась лесбиянкой, и ты весь такой думаешь, что стоит тебе показать ей свой болт, как она тут же растает и упадет к твоим ногам. Типа: « Господи, боже! Как же я жила без твоего елдака все эти годы! », ну и все в таком духе. Конечно, как я вам и сказал – у меня ничего не вышло. Потом, я разочаровался в себе и ещё очень долгое время не мог смотреть в сторону девушек. Боялся, что очередная моя любовь на веки вечные может оказаться лесбиянкой. Бабы, они ведь по натуре своей, лесбиянки. Возможно, и не все, но большинство – точно. Красивые, особенно.

Переведя дух и взгляд с эти сочных баб, на место вокруг себя, я наконец-то разглядел, что там в том номере было вокруг. А там и в самом деле было на что посмотреть! Пара лавовых ламп, столько же китайских разноцветных лампочек, что создавали атмосферу легкости для безмятежного времяпровождения, когда ты легко мог потерять счет времени… из колонок доносился легкий мотив лаундж-джаза. Всё было так легко и свободно. Эта любовь, наркотики, секс, халявное пиво… мне там понравилось, и я даже перестал думать о том, не пожалел ли я, что остался.

Так же я заметил там одну стенку. Красивая такая стена, с плинтуса до потолка увешана фотографиями разных людей. Азиатов, европейцев, негров. Преимущественно, девушек. Там было очень много портретов. Я даже встал с дивана и подошел ближе, чтобы рассмотреть все более детально. Сумка все так же висела на плече, бутылка пива охлаждала некогда сухую ладонь.

– Ты слышал про « Мону Лизу »? – спросил, появившийся, словно ниоткуда Марк. – Ну, Леонардо да Винчи, всё-такое… Я вообще художник по образованию. Отбираю моделей, для разных взрослых журналов. Фотографирую, обрабатываю и так далее. А вот это – это моя мечта! Я как-то раз накурился до такой степени, что задумался изобразить портрет « Моны Лизы », из множества других портретов.

Я даже ответить ему ничего не смог, только состряпал рожу, выражавшую один вопрос: « Нахуя? ».

– Таким образом, – ответил Марк, – я хочу показать сближение народов и наций, понимаешь? Я хочу призвать людей к единению. Сейчас ведь телевизор не включи – одни только погромы, да свержения правительств. Я сам по себе пацифист, и хотел бы жить в мире. Про первую мировую слышал? Они тогда думали, что эта война положит конец всем остальным. Не получилось, теперь вот уже третью мировую пророчат…

– Я читал, что да Винчи двенадцать лет потратил, пока нарисовал свой портрет…

– Не-е, – щедро улыбнувшись, протянул он. – Это он только улыбку двенадцать лет рисовал! Большая загадка, для всего человечества…

Каким же душным он был, господи прости!

Ему от наркоты совсем башку снесло, если он задумался повторить картину великого художника посредством наложения фотографий каких-то баб. Но не поймите неправильно – он говорил вполне себе умные вещи. Ну, про единение и все такое, « Няш-мяш, Крым – Наш », я не спорю! Просто слишком уж он был задрочен этой своей идеей, если в самом деле готов был потратить годы на одну только картину, которая даже не факт, что произвела бы на кого-нибудь впечатление, кроме его же родителей. Хотя, точно! Он ведь сын своих богатых родителей. Они наверняка поддерживали его начинание. Купили камеру, и все-такое. Лишь бы только творил, а там даже неважно, что именно, пусть хоть говном по стене мажет – потом это назовут современным искусством! А как намажет, они ему и выставку организуют, и премию академии художественных искусств выпишут… странные они, дети богатых родителей, но если припомнить фразу: « У богатых свои причуды », то всё встаёт на свои места.

Тут к нам из спальни вышел парень, лет двадцати пяти. Волосатая грудь, серые спортивные штаны, козлиная бородка и золотой перстень на среднем пальце правой руки. Он вышел весь заёбаный, в прямом смысле этого слова. Градом с него валил пот, и он бы даже не заметил моего присутствия, если бы Марк нас не познакомил. Как я и предполагал – это был Костя.

– Ты принёс траву? – сморщив лицо, спросил он, вытирая ладонями пот со лба.

– Да, – вставил Марк. – Я предложил ему остаться…

– Клёво-клёво… может, покурим?

Я даже ответить не успел. Стоило, Косте развернутся от нас в сторону журнального столика, и взглянуть на ту жалкую унцию, что купил у меня Марк, его словно подменили:

– Да тут ведь даже на зуб не хватит! – гаркнул он, подходя к столику.

Уставившись на жалкую упаковку, он взглянул на меня с вопросом на лице:

– И что, у тебя больше нет?

– Почему же, – отхлебывая от бутылки, прошептал я. – Сколько тебе нужно?

– Да хотя бы ещё парочку… это ведь как с водкой, типа: «Сколько не бери, все равно ещё бежать придется». А нам бы бегать не хотелось, третий день уже кутим, да Марк?!

– У меня с собой ещё четыре…

Искренне удивившись, Костя подошел ближе и переспросил:

– Четыре? Это типа четыре пакетика?

– Готовьте деньги! – воскликнул я, словно король.

Я сказал эту фразу настолько беззаботно, что сам охренел. Слишком уж легко я сказал эти слова. Кажется, я совсем расслабился. Телефон продолжал молчать, Миша потерял меня из виду, но мои дела и без того шли лучше некуда! Я открыл сумку и показал ему содержимое. Костя утвердительно кивнул и, вытерев последний пот со лба, ушел обратно в спальню. Потом вернулся с бумажником:

– Кредитки принимаешь? – обнажив для меня все свои тридцать два белоснежных зуба, спросил Костя, пальцами держа тонкую пластиковую карточку.

Ответом ему был лишь нервный смешок, который я выдавил без особого удовольствия. Я ещё не привык работать с мажорами. Я тогда ещё не знал, что для них заплатить мне пятьдесят тысяч – это как оставить официантке на чай. Я дошел до этого сам, пусть и не сразу. Но в тот момент я этого ещё не знал, а потому только и делал, что ехидно посмеивался.

– Чувак, спустись в банкомат… – не снимая улыбки с лица, Костя протянул Марку эту самую карточку.

Взяв кредитку, Марк утвердительно кивнул и оставив свое пиво на столике поодаль от дивана – удалился из номера прочь. Лиля и Ляля продолжали друг друга лизать. Все так же нежно и так же захватывающе. Они лизались, а у меня все так же стоял. Моим стояком, в тот момент, можно было деревья валить, таким он был серьезным.