Ана Феррейра - Амадора. Та, что любит...

Паулу грубо схватил меня под локоть и бесцеремонно потащил к лесенке, чтобы снять с колесницы. Я упиралась, но силы были слишком неравны. Татуированный парень заступаться за меня не стал, просто послал воздушный поцелуй.

– Дурак…

– Этот подонок просто хотел попользоваться тобой…

– Это же смешно! Ты тоже смешон! Вечно суешься в мою жизнь! Это невыносимо!

– Это для твоей же пользы, дуреха.

– Я сама о себе позабочусь! Я тебя ненавижу, зануда!

– А мне плевать…

– Ты мне осточертел! Еще брат называется… из-за тебя ни один парень близко ко мне не подходит! Отвяжешься ты от меня когда-нибудь? Сил моих больше нет!

– А у меня нет сил глядеть, как эти придурки трутся возле тебя…

– Ну так не смотри! Отстань от меня! Дерьмо вонючее…

– Может, я немножко резок…

– Немножко?!

– Да кровь у меня вскипает, когда я вижу, что какой-нибудь гад готов тебя трахнуть…

– А если он мне нравится?

– Да что ты понимаешь!

– Это почему?

Тут я вспомнила, как я здесь же, на этой самой кухне, сидела с другим братом. Какие же разные у меня братья!

– Ты готова целоваться с кем попало.

– Не с кем попало, а с теми, кто мне нравится.

– Да этого татуированного ты отродясь не видела…

– Ну и что? Он мне понравился!

– Да ты с кем угодно пойдешь! Даже со мной, будь я понастойчивей…

– С тобой?!

– А ты сможешь меня поцеловать, как тех парней?

– Нет…

Я пододвинулась к нему и зажмурила глаза.

– Но ты можешь меня поцеловать…

Я приоткрыла рот, ожидая оплеухи. Но он поцеловал меня. Целовался он так же, как я целуюсь. Его поцелуй длился довольно долго. Я пристально посмотрела ему в глаза и пошла прямо в свою комнату. Больше мы не целовались, но после этого он стал уважительнее относиться ко мне. Хорошо это или плохо, но о поцелуе на кухне мы больше никогда не говорили… Это был братский, но какой-то странный поцелуй. Всякий раз, когда я смотрела фильм или читала роман про инцест, я вспоминала этот поцелуй и думала о Паулу. После поцелуя я твердо решила, что более близких отношений с братом у меня быть не должно. Кровяные тельца не позволяют – ничего не поделаешь.

Однажды я грезила, что подхожу к Паулу, прикинувшись незнакомкой. Мы встречаемся на ярмарке. Пакет у меня рвется, фрукты катятся по земле… Он помогает их собрать. Мы идем в кафе. Потом наши встречи продолжаются. Будь он моим братом, я бы его узнала, хоть бы он всю жизнь в Японии прожил. Так же и Педру – в любом случае я бы признала в нем брата. Против кровного родства не попрешь.

«Мир тесен, в нем всего шестнадцать человек». Остальные тесно связаны с этими шестнадцатью. Кто-то мне сказал эту глупость… Но поистине диву даешься, как порою в жизни повторяются события и пересекаются пути! Кажется, что на земле и вправду шестнадцать человек, не больше.

Мигел – это имя: Михаил Архангел.

Фонсека – это фамилия, которую носит Фернанду, мой Дон-Жуан… Мигел Фонсека. Для меня это было как зуботычина, как удар в поддых или ниже пояса. Душа моя оказалась в нокауте. У меня перехватило дыхание, по телу побежали мурашки. Я ухватилась за дверную ручку и сделала глубокий вдох, чтобы не свалиться с ног.

Мигел Фонсека. Имя распространенное. Я лихорадочно стала перебирать в памяти имена, знакомые по документам, по страшным снам и по вожделенной действительности…

И тут я взвыла, как затравленная волчица. Имя Мигела Фонсеки было на экслибрисе «Божественной комедии» – на том самом экземпляре, где мама нарисовала свою пятиконечную звездочку… Дон-Жуан говорил, что взял книгу из отцовской библиотеки… как же книга моей матери попала в библиотеку его отца? Теперь все встало на свои места. Или нет? Я прошлась по всем кругам ада, описанным Данте. Вергилий меня не сопровождал, Беатриче не встретила.

Мигел Фонсека – отец Дон-Жуана. Отец у него, насколько мне известно, жив. Он занимался импортом и экспортом какой-то продукции, и у него были филиалы в Майами, в Токио и где-то еще. Я вспомнила, как пялилась на Дон-Жуановы коленки. И тут сработал автоответчик.

– Анжела? Как дела? Анжела!

– Все очень хорошо!

– Я всё думал о тебе, пытался тебя разыскать… Так у тебя все хорошо?

– Все хорошо.

– Правду говоришь?

– Можешь не сомневаться.

– А что звонишь? Соскучилась или жалко меня стало?

– Звоню, потому что обнаружила странную вещь.

– Все-то ты со своими секретами!

– Это серьезно… Твоего отца зовут Мигел Фонсека?

– Да, его так звали…

– Звали? Он ведь жив…

– Да нет – уж два года как помер.

– Два года?!

– Сердце не выдержало. Сидел у себя в кабинете, работал, все было нормально, и вдруг застонал и упал.

– Боже мой…

– Он был совершенно спокоен… Контора у него была напротив кладбища, он и говорил, что когда умрет, нужно будет только пересечь улицу…

– Напротив кладбища?!

– Да, и он заранее оплатил похороны и заказал гроб, чтоб не утруждать тех, кто его переживет. Представляешь?

– Потом поговорим. Сейчас мне пора кончать.

– Как же так?! Анжела! Погоди, что мы всё о грустном… Извини! Расскажи хоть, как твоя жизнь?

– Да какая у меня жизнь? Чушь какая-то!

– А что такое?

– Я тут разбирала старые бумаги, газеты, журналы, книги…

– Нашла, небось, мою фотографию и вспомнила, что любишь меня.

– Ничего подобного, Дон-Жуан! Я тут нашла в старой газете заметку об авиакатастрофе. Там сказано, что среди погибших – некто Мигел Фонсека…

– Эта авиакатастрофа и спасла старика…

– Спасла?

– Погиб другой Мигел Фонсека…

– Не может быть…

– То, что их спутали, помогло папаше отделаться от кредиторов и от любовниц… Хе-хе…

– От кредиторов и от любовниц?!

От кредиторов и от любовниц… Хе-хе… В глазах у меня потемнело. Я вздрогнула, бросила трубку и оцепенела. Не заплакала. Мною, должно быть, овладело отчаяние из-за того, что этот человек наверняка был моим отцом, а Дон-Жуан, следовательно, мой брат. Значит, я уже повинна в инцесте… Но меня угнетало другое… От кредиторов и любовниц. То, что в книге нарисована звездочка, ничего не значит – все рисуют пятиконечные звездочки, сердечки, цветочки, квадратики… Странным было лишь то, что человек этот умер два года назад, то есть именно тогда, когда у мамы выросли крылья.

Вывод: мама ходила на кладбище, чтобы возложить цветы на могилу двоюродной бабушки, которую очень любила. Не такая уж она глупая, чтобы всю жизнь оплакивать того, кого похоронили по ошибке, и не такая распутная, чтобы ходить через кладбище на работу к любовнику. Мигел Фонсека – имя распространенное. Дон-Жуан мне не брат, значит, наша с ним связь – никакой не инцест. Согласно свидетельству о рождении, мой отец – действительно ангел. Его имя – х – х – невозможно ни понять, ни прочесть.