Тиамат - Эклипсис

Кавалер Ахайре пострадал меньше всех, но его свалила жестокая лихорадка, ожоги на лице и руках воспалились и долго не могли зарубцеваться. Похудевший, осунувшийся, он напоминал тень прежнего себя. Приходя в сознание, он требовал зеркало, и Итильдину стоило большого труда уговорить его подождать, пока шрамы не заживут хоть немного.

Хуже всего пришлось Кинтаро. Правая рука его была переломана в двух местах, так что осколки кости прорвали кожу, сломаны три ребра, левая нога изодрана до кости, и это не считая более мелких ран и царапин. Степняк потерял много крови и несколько дней провел на грани жизни и смерти. Но все же его могучий организм победил.

Собственные раны Итильдина быстро затягивались, не оставляя следов, как и положено у эльфов. Едва встав с кровати, он взял на себя большую часть забот о раненых: обтирал их губкой, кормил и поил с ложечки, выносил ночной горшок, неутомимо растирал целебные травы, чтобы под руководством оракула приготовить из них отвар или мазь. Редкие свободные минуты он посвящал беседам со стариком.

– Вы спасли нам жизнь. Как мы можем отблагодарить вас?

– Благодарность не нужна, – отвечал Дшетра (так звали оракула). – Мы нарушили долг гостеприимства, позволив ашвастхам напасть на вас. Ваша кровь на наших руках. Деревня Уджаи сожалеет.

Итильдин смутился, не зная, что отвечать. Наконец он сказал:

– Мы были самонадеянны и беспечны. Вашей вины в случившемся нет.

– Вы благородные и храбрые воины. Мало кто в Уджаи может похвалиться, что убил ашвастху. Вы же убили четверых.

– Кто такие ашвастхи?

– Люди-пантеры. Очень-очень злые. Они живут в джунглях. В полнолуние джунгли принадлежат им. Никто из Уджаи не выходит за ограду в ночь ашвастхи. В полнолуние их почти невозможно убить.

Эльф задрожал, слишком живо представив, чем кончилось бы их путешествие по джунглям в полнолуние. Может, они бы с Лиэлле спаслись, а вот Кинтаро…

– Что будет с моим другом-воином? – спросил он.

– Его раны очень тяжелы, – уклончиво сказал старик.

– Он поправится?

Дшетра помолчал. Итильдин терпеливо ждал его ответа.

– Ашвастхи укусили его много раз. Со слюной в рану попадает яд. Кровь его теперь отравлена.

– Но вы сможете его вылечить, как вылечили меня?

– Ты не человек, яд ашвастхи на тебя не действует.

И старик встал, показывая, что разговор окончен. Итильдин остался сидеть, закрыв лицо руками. На сердце у него было тяжело. Если бы у них был хотя бы один свиток магического портала! Будь Итильдин уверен, что чародеи Фаннешту смогут поставить на ноги Альву и Кинтаро, он взял бы лодку и отправился в одиночку за свитком в ближайший город – в Нишапур, в Кимдисс, хоть на край света. Но такой уверенности он не испытывал. В цивилизованном мире оборотней считали мифом, выдумкой. Как и оракулов Джинджарата, впрочем. Но если они живут столько лет бок о бок с ашвастхами, они должны знать, что делать. Оставалось надеяться только на это.

Первое, что сказал Кинтаро, когда смог говорить, было:

– Я же приказал тебе уходить, какого черта ты меня не послушал?

– Своим варварам будешь приказывать, – улыбнулся Итильдин и легонько поцеловал его в губы. – С возвращением, вождь.

– Где рыжий?

– У него ожоги на лице еще не зажили. Стесняется показаться тебе на глаза, вдруг ты его любить не будешь со шрамами.

– Ничего, личико платочком прикрою и буду. – Кинтаро криво усмехнулся. – Ты был прав. Зря мы поперлись в эту дыру.

– То, что не убивает нас, делает нас сильнее, – шепнул эльф, поднося к губам Кинтаро чашку с отваром. – А теперь спи, тебе надо набираться сил.

Альва все-таки навестил вождя, замотав лицо и голову тонкой тканью наподобие жителя пустынь, так что были видны только глаза. Глядя, как он весело болтает со степняком, держа его за руку, и как, морщась от боли, усмехается Кинтаро, Итильдин в первый раз вздохнул спокойно.

Оказалось, рано.

Однажды утром, размотав повязку на руке Кинтаро, Дшетра сказал:

– Началось заражение.

Эльф и сам уже видел зловещие темные пятна на пальцах.

– Руку следует отнять как можно скорее.

– Он воин, он не может потерять правую руку, – сказал Итильдин. И замер в ужасе, поняв, что он, в отличие от Дшетры, говорит вслух, и Кинтаро его слышит.

– Тогда он умрет, – прозвучал у него в голове бесстрастный голос оракула.

Не в силах посмотреть в лицо Кинтаро, эльф отвел глаза. Здоровой рукой степняк стиснул его руку так, что эльф чуть не вскрикнул от боли.

– Не позволяй ему это сделать! – горячечным шепотом твердил Кинтаро. – Я лучше сдохну! Лучше добей меня!

У него уже начинался жар.

К вечеру жар усилился, и рука почернела и распухла до самого запястья. Степняк начал бредить. Он путал оман эссанти и всеобщий, иногда вставляя слова из фарис, звал «рыжего» и «куколку» и не узнавал их, когда они склонялись над ним и обращались по имени. Альва безутешно плакал, стоя на коленях возле кровати, и не мог успокоиться, хотя шрамы его невыносимо жгло от соленых слез.

– Если медлить дальше, он потеряет руку до плеча, а не до запястья, – сказал Дшетра.

– Тогда поторопимся, – сказал Итильдин, закусил губу и смахнул слезы с ресниц.

Кинтаро напоили отваром из трав, и он не чувствовал боли, погрузившись в глубокий сон. Зато Итильдину было больно как никогда.

На следующий день после операции Кинтаро стало лучше. Он пришел в себя, но не произнес ни слова – просто лежал и смотрел в потолок.

Эльф присел рядом с ним на кровать, взял за здоровую руку, и Кинтаро ее не отнял.

– Ты научишься держать меч этой рукой, – сказал Итильдин, просто чтобы что-то сказать.

Степняк не ответил. Если бы он послал его к черту, было бы легче.

– Жители деревни принесли твой атаринк. И остатки нашего снаряжения. Хорошо, что мы не взяли луки. Они бы пропали вместе со сбежавшей лошадью. Впрочем, от луков в джунглях мало толку.

Кинтаро по-прежнему молчал. Эльф решил зайти с другой стороны.

– Знаешь, они восхищаются тобой. Ты великий воин. Никому еще не удавалось убить столько оборотней.

– Лучше бы оборотни убили меня, – тихо сказал Кинтаро и закрыл глаза.

– Мертвые мертвы. А живых еще можно спасти. Ты сам это говорил.

Степняк вздохнул и не сказал ничего.

Приближалось полнолуние. Как и всякий эльф, Итильдин его чувствовал. Только теперь он боялся, что больше никогда не сможет воспринимать спокойно эту фазу луны. Что каждый раз перед его мысленным взором будет вставать пророческий сон и черные тени, скользящие между деревьев.

– Мы должны провести ночь рядом с воином, – сказал Дшетра. – Отошли северянина в дом для гостей, наши женщины присмотрят за ним. И возьми свой крис.

Итильдину показалось, что земля под ним покачнулась.