Якоб Вассерман - Свободная любовь. Очарование греха

— Ну, идем в кафе.

Ночь выдалась душная, и окна в кафе были открыты настежь. Контрабас гудел зверски, без всяких пауз; труба уныло завывала, напоминая плач осеннего ветра, скрипка фальшивила. Но Рената танцевала без устали, улыбаясь своему кавалеру, который не без смущения подал руку такой изящной даме.

Уже светало, когда Грауман с Ренатой возвращались домой.

— Как ужасно, что уже наступает день, — сказала Рената, устремив неподвижный взор в облака. — Как было бы хорошо, если бы всегда была ночь.

— Если вы прикажете, мадонна, я закажу, чтобы с нынешнего дня была сплошная ночь, — самодовольно улыбаясь, сказал Грауман.

Отъезд отложили еще на неделю из-за новых туалетов, которые ожидались из Парижа. Это были удивительные платья, сквозь которые просвечивали контуры тела и при каждом движении отчетливо обрисовывались все формы.

Узнав, что Рената собирается стать звездой варьете, студентки отдалились от нее. Продолжали бывать только Дарья Блум и Мириам Гейер. Мириам, несмотря ни на что, чувствовала в Ренате что-то родственное.

Грауман пригласил для Ренаты компаньонку, пожилую женщину, которую звали Евгения Гадамар. Трудно было себе представить более униженное и забитое существо. Ее тупые черные глаза имели жалобное выражение побитой собаки. Каждое обращенное к ней слово она принимала как незаслуженное внимание, и чем хуже с нею обращались, тем большее смирение она выказывала. Рената бывала иногда с нею надменна и жестока; она ревновала к ней Ангелуса. В венских газетах появились умело составленные анонсы о новом «художественном варьете». Высокие цены были главным предметом удивления и любопытства. Новая звезда Ренэ Лузиньян — кто это такая?

Наступил день отъезда. Дарья и Мириам тоже отложили свое путешествие, чтобы ехать вместе с Ренатой, Грауману почему-то эта идея не понравилась.

Был ненастный, дождливый день, и весь город был окутан туманом. На вокзал их пришли провожать с букетами в руках все знакомые мужчины. Лица у них были помятые; как и Грауман, все они явились прямо с попойки; у одного даже не было шляпы.

Дамы вошли в купе; поезд тронулся. Рената была в каком-то странном состоянии; ранее пережитое смешалось у нее в голове с настоящим. Ей казалось, что она видит на площадке Вандерера; но это была вечно молчаливая, вечно покорная Гадамар. Провожавшие замахали шляпами; все они выглядели веселыми, и их неуместная веселость казалась смешной и нелепой. Рената оперлась на перила площадки и посмотрела в пространство между рельсами, которое с головокружительной быстротой убегало перед ее глазами. Дарья вышла из купе и, улыбаясь, встала рядом с Ренатой.

— На что вы там смотрите? — ласково спросила она.

— Я читаю, — не двигаясь с места, ответила Рената.

— Читаете? — удивилась фрау Дарья.

— Да, книгу своей судьбы… Смотрите, там, между вагонами, толпятся и бегут неясные образы. Скажите, вы любили когда-нибудь?

Дарья пожала плечами и улыбнулась.

— Разве вы считаете, что это так важно?

— Очень, очень важно, — глухо ответила Рената, опустив глаза. — А Мириам? Неужели она в самом деле так ангельски-невинна, как кажется? Я этому не верю, я ничему не верю на свете.

Молча девушки возвратились в вагон. В купе они ехали впятером. Мириам сидела в углу у окна; напротив нее — Петер Грауман, глаза которого, неотступно устремленные на Ренату, парализовали ее волю и ее движения. «Неужели я никогда, никогда не встречу того, кто бы освободил меня?» — с тоской подумала она.

Анзельм Вандерер к баронессе Терке.

«Дорогая и многоуважаемая баронесса!

Только очутившись в Вене, я в полной мере почувствовал, как должен быть вам благодарен за вашу доброту и заботу. Внимание, которое вы проявили к моей судьбе, когда мне угрожала опасность окончательно погибнуть, стоит, конечно, неизмеримо выше всяких изъявлений благодарности. Надеюсь, что вы мне позволите время от времени давать вам отчет о моей жизни, рассказывать о моих мыслях и надеждах, как это было в несчастный период моей мюнхенской жизни, когда я сидел напротив вас и вы своим слегка ироническим тоном рассказывали мне поучительные истории из вашей жизни. Кто знает, что было бы со мною, если бы вам не вздумалось тогда, в апреле, написать мне те незабвенные строки, которые показали мне вас с новой, совсем неизвестной стороны. Это было поистине весеннее письмо, и оно принесло мне надежду. Я был так переполнен сознанием собственной вины, что уже и не помышлял о спасении. Мрачные тени прошлого всюду сопровождали меня, а в душе моей не было света, чтобы рассеять их. Но после вашего письма я вдруг понял, что дело еще вовсе не так плохо и что моя иссякшая воля может обновиться сознанием внутренней силы. Неужели уста, которые нужда заставила лгать, становятся совсем неспособными к правде? Теперь я вижу, что я не что иное, как мечтатель и один из тех людей, которые свою печаль любят больше, чем радость. А между тем здесь, в Вене, больше чем где бы то ни было беспричинно веселых людей. Нигде люди не гоняются так, как тут, за удовольствиями, и какое-нибудь маленькое газетное объявление способно вскружить голову целому городу. Но это красивый город, баронесса, и я люблю его, люблю ходить по Пратеру в осенний вечер, когда воздух чист, розовые облачка светятся сквозь темную зелень деревьев и отдаленные звуки музыки смешиваются с шумом проезжающих экипажей. Люблю живописные предместья с чисто выметенными ветром улицами и пряным запахом ближнего леса; все дома в них старые и одноэтажные и как будто спят; в окнах призрачно дрожит луч месяца. Перед каждой церковью здесь есть площадь с маленьким фонтаном, где непрерывно бьет струя свежей воды. Я могу бродить здесь целыми часами. В моей жизни есть только одна картина, которая производит на меня такое же сильное впечатление; но эта картина — в моем воспоминании. „Опять прошлое!“ — подумаете вы. Ах, помните ли вы тот осенний вечер, когда я сидел в вашем маленьком салоне и вдруг отворилась дверь… Об этой картине я говорю. Мне кажется, что только с той минуты началась моя жизнь…

До свиданья. Вспоминайте иногда обо мне.

Анзельм Вандерер ».

«Дорогая баронесса! Тысячу раз благодарю вас за ваше письмо. Моя жизнь идет все по той же колее; я хочу сообщить вам только об одном событии, доставившем мне несколько бессонных ночей. Быть может, то, что мучает меня, не более чем призрак, и вы вправе смеяться надо мной. Я долго колебался, сообщать ли вам об этом, и в конце концов решил рассказать.

Один изобретательный человек, по имени Пьер Гриот, которого некоторые журналисты называют даже гениальным, открыл новое варьете. За один проведенный в нем вечер платят пятнадцать и двадцать гульденов, и, кроме того, на представление надо быть приглашенным, как на обед. Представления проходят в старом дворце одного князя, который покинул этот дом и живет в имении. В представлениях участвует женщина, некая Ренэ Лузиньян, о которой ходят такие странные слухи, что мне стало любопытно взглянуть на нее. Мне не хотелось тратиться на билет, но помог случай. Один коллега, работающий вместе со мной в фабричной лаборатории, достал себе пригласительную карточку, но не смог ею воспользоваться, так как обжег себе лицо при одном из опытов, и отдал билет мне.